Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
– Рад видеть тебя, король! – пророкотал Детрит. Он зорко огляделся по сторонам и сказал: – Есть здесь граги? Если так, шаг вперед, пожалуйста.
За спиной короля неизменный Арон сосредоточился на размещении людей и оружия на борту. Он открыл дверь и расторопно провел Рыса в сверкающий вагон.
Грохссон постучал Детрита по колену:
– Я граг, сержант. Делаю шаг вперед, как и велено. Дальше что?
Детрит почесал в голове:
– Не, ты нормальный парень, господин Грохссон. Наш командор тебя знает, и супруга его тоже.
– Значит, я сделаю еще шаг вперед и зайду в поезд? – сказал гном. – Приятно снова повидать тебя, сержант, но не забывай, что граг грагу рознь, – и с этими словами он повернулся, чтобы вслед за Ароном войти в вагон.
Когда вся свита была благополучно загружена в поезд, Мокриц остался стоять на страже, пока Детрит залезал в вагон для охраны, который тяжко заскрипел и закряхтел. Но ничего не развалилось, так что, отдав сигнал машинисту, Мокриц вскочил в вагон, и они отчалили.
Поезд тронулся, привычно дернулись сцепления, и началось долгое возвращение в Анк-Морпорк. Мокриц неожиданно осознал, что он, в сущности, не был здесь нужен.
В вагонах короля-под-горой его телохранители и советники сгрудились и тихо переговаривались, занятые составлением планов. На площадке машинист сосредоточенно вел королевский груз к месту назначения, целиком посвящая себя этой задаче. Можно было видеть, как концентрация катится с него градом, когда он прислушивался к перестуку колес, звуку рельс, смотрел на огни, проверял датчики и вел поезд со знанием дела, так что, казалось, даже без Железной Ласточки они доехали бы до цели на одной лишь силе воли. А кочегар ясно дал понять, что помощь Мокрица ему не нужна. Так что ему было совершенно нечем заняться, кроме того, чтобы… ужасно нервничать.
Король был мишенью. Если граги прознают, что он в поезде, тогда мишенью станет поезд, и Мокриц надеялся, что их все-таки удалось отвлечь.
Со своей стороны Мокрицу казалось, что нападение произойдет в глуши, позже, во время долгого унылого рейса до Убервальда. Несмотря на все то, что Мокриц говорил лорду Витинари, сам он понимал, как легко было пустить под откос поезд. Все продумавший Дик рассказал Мокрицу, что он проверял это как-то на низкой скорости в отдаленной зоне участка, где никто не увидел бы Ласточку, и результаты получились впечатляющие. Если поезд все-таки сойдет с рельс, то понадобятся силы нескольких троллей и големов, много часов работы и целая система блоков, чтобы поставить состав обратно на рельсы. А если это произойдет с поездом, идущим на полном ходу… «И это, – подумал Мокриц, – человек, который живет по законам счетной линейки, синуса и косинуса, не говоря уже о тангенсе». Мокриц никогда не ставил под сомнение слов Дика, если речь касалась счетной линейки. Дик заставлял числа плясать под его дудку, и Мокриц еще никогда не видел, чтобы Дик ошибался. Все это было как… волшебство, только без волшебников и бардака, который они после себя оставляли.
И будучи инженером, как Дик доказал всем на собственном примере, можно было даже найти себе девушку… Интересная мысль, которая эхом отзывалась в глубине сознания Мокрица. Всем теперь было известно, что Дик и племянница Гарри, что называется, встречались. Якобы однажды вечером он покатал Эмили вокруг участка под звездами, а это что-то да значит, правда? И Дик рассказал Мокрицу тоном человека, который открыл для себя загадочный и манящий новый мир, что Эмили хорошо управлялась с топкой, умудряясь даже не запачкать платья. И он добавил: «Кажется, Железной Ласточке она нравится. На Эмили никогда не остается сажи. Я каждый раз выхожу как трубочист, а она выглядит как какая-нибудь балерина».
Но сейчас думать было больше не о чем. Этот наиважнейший поезд вез свой бесценный груз, и Мокриц знал, что все это мероприятие зиждется на четком исполнении простейших вещей, которые должны приводиться в действие с точностью и в нужный момент. Здесь были люди, которые следили за тем, чтобы на каждом отрезке дороги были запасы угля, и к этому времени Мокриц уже знал, сколько понадобится воды и кто отвечает за то, чтобы она оказалась в доступе, когда потребуется. Но как уследить за тем, чтобы человек, который за этим следил, выполнял свои обязанности? Кто-то должен отвечать за это!
Все эти задачи виделись Мокрицу огромной пирамидой, каждый камень которой нужно было уложить на свое место, прежде чем провернулось бы хоть одно колесико. В каком-то смысле это его даже пугало. Большую часть своей жизни он провел в одиночестве, а что касается банка и Монетного двора, то Витинари все правильно сказал. У него был талант находить и удерживать таких людей, которые умели и любили делать свою работу, а когда дела были перепоручены, вот тогда он мог быть Мокрицем фон Липвигом, активатором мира. А теперь ему стало понятно, почему люди испытывали приступы тревоги, почему они запирали двери, и, дойдя до половины садовой дорожки, возвращались проверить, закрыли ли они эту дверь, и отпереть ее, чтобы убедиться, и снова запереть и пойти по своим делам, только чтобы вернуться с полпути и повторить всю сводящую с ума процедуру снова.
Но дело обстояло так, что надо было надеяться и верить, что много умных людей по-умному делали много умных вещей и регулярно перепроверяли их, чтобы все, что нужно, работало безукоризненно. Так что беспокоиться было глупо, правда? Но беспокойство просто так не уходило. Оно сидело на плече как маленький гоблин и шептало на ухо. И вот так обеспокоенный человек, живущий в мире всеобщего недоверия, попадал в зону сущего кошмара, и прямо сейчас он, Мокриц фон Липвиг собственной персоной, беспокоился, да, и беспокоился очень сильно. «Что осталось внутри? Что осталось снаружи? Я слышу стук колес прямо у себя под ногами, и я знаю, что поездка займет в лучшем случае четыре дня, без учета поломок, плохой погоды и ураганов высоко в горах, а они бывают безудержны, и это еще не упоминая чокнутых гномов, которых хлебом не корми, а дай испортить людям жизнь».
Стоит отметить, что монолог это был сугубо внутренний. Фактически отдельный внутренний монолог внутреннего голоса, но с виду на лице Мокрица господствовало выражение непоколебимой уверенности в том, что ничто не могло пойти не так. Ведь все технические вопросы решал Дик, а Дик был гений. Не такой гений, как Леонард Щеботанский, но, из верности решил Мокриц, не желая предавать своих, гений в своем, надежном ключе. Леонард наверняка отвлекся бы на полпути на мысль о том, как использовать капусту в качестве топлива, или золу из топки для удобрения капусты, или на рисование шедевра, изображающего нимфу, облаченную в капустные листья и угольки. Но у Дика с головой все было в порядке, даже фуражка сидела как влитая. Ваймс тоже собирался ехать с ними, и, хотя отчасти (в той части, которая до сих пор предпочитала бегать от стражи, даже при самой лучшей маскировке) Мокриц трусил, когда командор смотрел ему прямо в глаза или на любую другую часть тела, остатком себя он был благодарен судьбе за то, что Дежурный по Доске Ваймс окажется на его стороне, если вдруг к ним нагрянут граги…
В общем, Мокрица переполняли внутренние монологи, которые играли друг с другом в догонялки, но потом, поскольку это было его монологи, они решили объединиться в одного Мокрица фон Липвига, чтобы выстоять и выдержать любые испытания.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
