Я аж подпрыгнула! Зачем же так пугать – мне показалось, что голос раздался с небес. Я хихикнула и быстро оглянулась – не видит ли кто моего конфуза, но всем было не до меня. По павильону носились люди, по-деловому переговаривались в рации, что-то куда-то тащили и постоянно говорили.
Я снова уперла взгляд в монитор, стараясь понять, чем кадр отличается от реальности. Конечно многим: в реальности все, что за кадром, выглядело убого и индустриально – какие-то тросы, световые кабины, арматурины и поднятые вверх тормашками декорации, какие-то тряпки и прочие артибуты сценической площадки.
В кадре не было вообще ничего лишнего.
Идеальное пространство. Идеальная вселенная.
Даже сквозь закрытые наглухо глаза мощный свет слепил Димку. Он долго привыкал к лупящему прямо в мозг свету, а когда привык и даже смог различить откуда же сочится эта пытка, открыл наконец глаза.
Парни мисс Тони отлично работали. Пока выставлялся свет, они не стояли столбом, а разминались. Все парни были как один – красавцы, накаченные и с упругими попками. Загляденье просто.
И тут я увидела ЕГО. Да-да, мой сладкий персик.
Элиот. Он единственный был в узких плавках. А еще на нем была маска-очки: темная полоска с прорезью для глаз. На сцену выбежали девочки в футболках и джинсах и быстро повязали остальным парням черные ленты на глаза, а на тело пшикнули масло и энергично растерли. Я позавидовала девчонкам: хорошая у них работа, растирать мужские тела лосьоном-м-м… Когда экзекуция закончилась, парни замерли. Нет, правда, они смирно стояли, вытянув лица, и ждали сигнала. Никакой реакции. Я сконфуженно прищурила глаза на шорты, в надежде обнаружить признаки возбуждения, но не заметила ничего. Хорошие танцоры, наверное.
Свет потух. Наверное, сейчас Дима смог различить десятки людей, стоящих по ту сторону камер, и увидеть меня. Я помахала рукой. Никакой реакции.
Камер было не меньше пяти – три стояли напротив него, две были подвешены в воздухе.
– Уважаемые члены съемочной группы, мы начинаем. Дубль первый эпизода первого «Зеркало». Дым, пожалуйста…
Самым сложным оказался финал. Режиссер кричал на парней, потому что хотел видеть в их лицах эмоции. Мисс Тони хлестала Элиота, как сидорова козла, Дима потел, ему постоянно подправляли лицо… Наконец, режиссер сказал, что первый эпизод «отмучен», через полчаса съемка второго и распустил всех перегримироваться.
Следующая сцена звалась «Огненной», и в ней не участвовали парни из балета, только парень в плавках, чью попку я вчера собиралась надгрызть. Весь эпизод состоял в их танце с подсовыванием ноги на фоне горящих факелов, обломков и все того же неуемного дыма. Эта сцена была кульминационной, и показывала героя песни «Roberto», охваченного пламенем страсти, и караемого огнем правосудия общественного мнения. На съемку отводилось всего двадцать минут, грим занял чуть меньше.
Когда ему смыли макияж, я вздрогнула: такого блеклого лица я не ожидала увидеть. Куда делись глаза? Ресницы? Где Димины губы?.. Уверенными движениями Габи нарисовала все заново, усилив тени на глазах, отчего Дима стал еще более угрюмым. Одежду миссис Поттер подобрала темно-синего цвета. Ну, из одежды, естественно, только брюки. Из той же кожи, но синие. Также их натерла. Отличием от костюма в первом эпизоде стало еще ожерелье-фенечка глубоко синего цвета, которую она туго повязала на шее.
– Тебе не кажется странным, что все с тобой такие вежливые? – спросила я по-русски, пока пухлая Габи работала с его волосами.
– Ну… я артист.
– Зазнался, что ли?!
– Да нет, я думаю, это связано с положением в площадке. Это дисциплина и субординация.
– Ну, возможно, и так.
Дима едва успел допить уже остывший чай, когда в гримерку снова ворвался Брэдли со сценарием в руках.
– Пора, – сказал он.
Дима вздохнул и посмотрел на себя в зеркало. Я знала, что он там увидит: удручающий вид человека, на котором лежит бремя серьезного выбора. Мы вышли из гримерки, прошли по коридору. Павильон с зеркалами уже разбирали. Нас встретил Элиот, который поменял свои трусы на огненно-красные, и повел нас к месту съемки. В руках была такого же цвета маска.
– Там будет жарко, – предупредил он, и открыл дверь в коридорчик, откуда предполагался выход на площадку.
Да уж. Жар полыхнул нам в лицо, не успели мы войти. Прогревались трубы, выставлялся свет, что-то верещало и пищало. Сцена была еще меньше, завалена какими-то невменяемыми обломками чего-то, напоминающего останки самолета, во всяком случае, я разглядела дымящееся крыло самолета в треть реальной величины, обугленные кресла и перевернутую тележку с обгарышами пластиковых бутылок. Вокруг были натянуты светло-зеленые полотна, перед которыми торчали трубы. Дима остановился перед сценой – оттуда пахло горелым, и сильно пекло.
– Мистер МакКуин, мы постараемся все снять быстро. Там жарко.
…Съемки закончились во втором часу ночи. Оставшиеся эпизоды сняты без форс-мажоров. Элиот отработал на заднем плане еще один эпизод («Авария»), а потом его отпустили – остальное Дима снимал один. Я включилась в работу так неистово, словно снимали мое видео. Я была на подхвате, подкиде, поддержке и всяческого рода другие «под», в конце концов, это я барахтала огромным веслом воду в эпизоде с бассейном крови («Суицид»). Окрашенная в алый цвет вода была прохладной, и Дима, как ребенок, с наслаждением брызгался, а потом на камеру дрожал под кровавым дождем. На его руки наклеили отвратительно реалистичные порезы, кровоточащие густой кровью. Под водой плавали парни из балета, в телесного цвета трусах. Дима сидел в бассейне тоже в одних трусах. В этом клипе одежды будет мало. Пятый и шестой эпизоды снимали уже ночью – между одиннадцатью и двумя часами. Пятый («Лабиринт») снимали в пустом квадрате, стены которого возвели из светло-зеленой материи. Дима метался внутри, снимали сверху. Буквально минут двадцать. Пару общих планов с его отчаянием, несколько крупных со слезами. Режиссер объяснил, что этот эпизод будет наполнением и переходом по всему клипу. Шестой («Выбор») сняли на фоне окна, затянутого зелены полотном. За окном будет ночной и дождливый Нью-Йорк, куда Roberto отправится строить новую жизнь. Пятый и шестой эпизоды были просто картинками, в них не было пения, и Дима был этому рад – за первые четыре он так наорался, напелся, что уже не мог говорить. Я-то думала, он просто открывал рот, а оказалось – пел, чтобы вены вздувались. Это было для меня открытием. Когда все кончилось, мы (он прямо в костюме из последнего, шестого эпизода, а я мокрая от пота) повалились на пол и долго улыбались, а вокруг кто-то хлопал.
И где-то в промежутках этого счастья я наконец услышала: «Стоп! Снято! Всем спасибо!».
* * *
– Спит как ребенок, – сказал Брэдли шепотом, улыбаясь.
Я сама была готова расплакаться от умиления. Дима спал, свернувшись калачиком на диване в нашей квартире. Мы только-только вошли, он сразу рухнул на диван и уснул. У Брэдли было вино. Я и вино – нехорошая компания, но да черт с этим. Я взяла два бокала, штопор, и мы ушли ко мне в комнату. Дима сказал, что отпразднует все как-нибудь потом, а сейчас он будет спать, и мы с Брэдли уважали его выбор.
