— Себастьян, прошу. Ты должен мне поверить. Я никогда не хотела тебя предавать, — она поперхнулась всхлипом. — Я люблю тебя.
Он фыркнул, и это обожгло ее, как едкая кислота.
— Не говори этого. Я больше не желаю слушать твою ложь. Мы это уже проходили, миледи.
Захира попятилась, от страха не в силах смотреть ему в глаза. И запоздало осознала, что все еще сжимает кинжал. Она снова услышала, как в голове эхом отдается обещание отца, угроза убить Себастьяна, если она не выполнит своей миссии.
— Король, — потерянно пробормотала она. — Себастьян, мне нужно, чтобы ты отвел меня к королю. Мне нужно, чтобы ты сказал мне, где он, — от этого зависит твоя жизнь!
В ответ он расхохотался. Звук получился жутким, горьким и презрительным.
— Король в безопасности, там, где ты никогда его не найдешь.
Захира покачала головой.
— Я должна его найти! Себастьян, ты не понимаешь. Я должна это сделать. Он должен умереть, иначе…
— Иначе что? — оскалился он. — Что, ты убьешь меня вместо него? Давай. Я облегчу тебе задачу. — Он дернул ворот кольчуги, обнажая горло. Открытую, легкую мишень. Она смотрела на него в ужасе.
— Нет? — горько поддразнил он. — Возможно, стоило начать то, что начала несколько недель в лагере. Это ведь была ты, верно? Тот щенок, который чуть не выпотрошил меня, когда я перехватил атаку, направленную на короля. Это была ты.
— У меня не было выбора, Себастьян. Я поклялась. Я поклялась. Я ничем не отличаюсь от тебя, ты ведь тоже клялся сражаться за своего короля. Я дала ту же клятву перед своим народом и моим Богом.
— Нет, — прорычал он. — Мы отличаемся, Захира. Когда я сражаюсь, я делаю это открыто, с честью. Я сражаюсь лицом к лицу, врукопашную с моими врагами. Вы же под покровом ночи подползаете, чтобы ударить в спину. Не смей нас сравнивать, у нас нет ничего общего. Ни в чем. — Он сжал зубы, и желваки заходили на его скулах. — Мы с тобой никогда не были одинаковыми.
— Себастьян, прошу, выслушай меня. Позволь объяснить.
— Мне кажется, твое присутствие достаточно все объясняет.
— Это не то, чем кажется…
— Ха! Вот это сильно, Захира. Избавь меня от своих дальнейших искажений сути. Я слышал уже достаточно.
— Нет, — возразила она. — Ты должен знать всю правду. В ту ночь, в королевском лагере, была я. Я ранила тебя, и если бы ты меня не остановил, я убила бы твоего короля. Я не знала тебя, Себастьян. Я знала лишь миссию, которую должна завершить. Я поклялась своему клану… своему отцу, главе этого клана.
Тяжелый взгляд Себастьяна стал острее от понимания, и в голосе проступил лед.
— Рашид ад-Дин Синан твой отец? Это был он — Старец Горы — он говорил с тобой вчера на улице, верно?
Захира кивнула, с ненавистью подумав о том, что в ее жилах течет кровь Синана, стыдясь того, что эта ложь тоже была между ними.
— Все изменилось, когда я встретила тебя, Себастьян. Я изменилась. Я не хотела тебя обманывать. Я знала, что потеряю тебя, и не могла продолжать свое дело. Я не собиралась его выполнять, пока мой отец не прибыл в Ашкелон. Он знал, что я ослабела, он понял, что я полюбила тебя. Он угрожал мне, Себастьян. Он сказал, что, если я не выполню свою клятву, ты умрешь. Я не могу подобного допустить. — Несмотря на свой страх перед мужчиной, который напрягся от ярости перед ней, Захира протянула к нему руку. — Он убьет тебя, если я не убью Львиное Сердце.
Себастьян смотрел на нее, оценивая ее признание в задумчивой тишине. Она видела, что он не уверен, можно ли ей доверять, возможно, уже не желая довериться. Она так редко говорила ему правду, могла ли она надеяться, что он поверит сейчас? И даже если поверит, тронет ли это его сердце? Он опустил взгляд на ее пальцы, касавшиеся его руки, и отдернулся от прикосновения.
— Убирайся.
Захира задохнулась от яда в его приказе, его отстраненность ощущалась, как будто он захлопнул дверь перед ее лицом, отсекая ее от себя.
— Себастьян, прошу, не отталкивай меня. Я сказала тебе правду. Клянусь…
— Я сказал — убирайся. — Его глаза сверкали яростью в тусклом свете лампы. Рукой он указал в сторону открытого балкона. — Уходи, Захира. Прежде, чем я решил отдать тебя на милость короля, которую ты вполне заслужила.
Она не сразу поняла, что он дарит ей свободу, в то время как у него есть все причины ее ненавидеть, обвинить, задержать и заставить заплатить жизнью за преступление, которое она пыталась совершить в эту ночь, несмотря на причины. Она смутно осознала, что чувством, которое сверкало в его глазах, была боль, а не осуждение. И отчаянно вцепилась в эту надежду.
— Тогда пойдем со мной, — сказала она голосом, дрожащим от неуверенности в том, что ждало впереди. — Пойдем со мной, Себастьян. Давай уйдем вместе, пока у нас есть шанс. Мы можем уехать отсюда. Мы можем отправиться куда-то в новое место, вместе, как и планировали.
Он смотрел на нее, пристально, задумчиво, и она молилась. Она отшвырнула кинжал — ненавистный символ того, чем она являлась, — и потянулась к нему, раскрыв ладони, умоляя, полностью открывшись. Он смотрел на ее руки, но не взял их. И затем отошел к кровати, все в той же тяжелой тишине. Он отбросил покрывало мощным рывком руки, сорвал простыню. Скрутив из нее веревку, он привязал один конец к перилам балкона и пинком сбросил остаток вниз.
— Уходи, — деревянным голосом повторил он. — Через заднюю калитку. Стражи пока не знают, кто ты и что ты. Они пропустят тебя.
Захира медленно покачала головой, прижав ладони к груди над сердцем, которое разрывалось.
— Себастьян… Не надо. Не заставляй меня уходить без тебя.
Он закрыл глаза и отвернулся от нее. Он не хотел на нее смотреть. Не хотел слушать.
— Уходи немедленно, Захира. Я никогда больше не хочу тебя видеть.
Она медлила, не в силах пошевелиться.
— Быстро, черт бы тебя побрал! — закричал он, спугнув ее с места.
Слезы жгли ей глаза, боль душила, но Захира дошла до балкона. Перебралась через перила, схватилась за простыню с узлами, скользнула вниз, в сад, и побежала, не оглядываясь и ничего больше не чувствуя, в прохладную темноту ночи.
Глава двадцать восьмая
Король тревожно вскинулся, когда Себастьян вошел в тщательно охраняемые покои в самом сердце захваченного дворца. Ричард сидел на мягком диване, десяток слуг и телохранителей нависали над ним, как бесполезные горгульи. Теперь король поднялся в центре своих сторожевых псов, с усилием сохраняя равновесие на непривычно дрожащих ногах. Его давно уже подорванное походами здоровье ослабило его, но Себастьян полагал, что дрожь тела под пурпурными одеяниями и мучнистость королевского лица были вызваны недавним соприкосновением со смертью.
Жестом унизанной перстнями руки он вызвал Себастьяна вперед.
