— Пожалуйста, — истерически взмолилась женщина. — Пожалуйста, помогите мне. Не дайте ему причинить вред моему ребенку.
Кириан глубоко вздохнул, подавляя ярость, которая требовала утопить руки в крови Десидериуса.
— Дай угадаю, ты хочешь обменять ее жизнь на мою?
— Точно.
Пытаясь отвлечь врага, Кириан устало выдохнул, оглядывая шестерых Даймонов и двух людей-преступников вокруг него. Если бы не женщина, он бы легко расправился с ними. Но одно движение в их сторону и Десидериус без сомнения перережет ей горло. Немного было вещей, которые Даймоны ценили выше, чем душу беременной женщины.
— Ты что, не мог придумать что-нибудь пооригинальнее? — Издевался Кириан, зная, что Десидериус достаточно самодоволен, чтобы оскорбиться. — Я имею в виду, расширь свои границы. Предполагается, что ты должен быть помешанным идейным вдохновителем, и это все, что ты можешь предложить?
— Ну, раз уж ты не впечатлен, может мне стоит убить ее? — Даймон прижал нож к шее жертвы.
Женщина закричала.
— Подожди! — Прорычал Кириан, прежде чем Десидериус успел пустить кровь. — Ты же знаешь, что я не позволю тебе причинить ей вред.
Десидериус улыбнулся.
— Тогда брось свои шрады и встань к забору.
Как он о них узнал?
— Хорошо, — медленно произнес Кириан. — А зачем?
— Затем, что я так сказал!
Пытаясь понять причины Даймона, Кириан вытащил оружие Талона из-под плаща и, не спеша, подошел к забору. Как только он встал перед ним, два человеческих приспешника схватили его за запястья, оплетая их веревками.
Внезапно его дернули назад, а руки растянули в стороны. Кириан отчаянно сражался. С колотящимся сердцем он дергал веревки, пришпиливающие его к забору. Спокойный, собранный разум Темного Охотника испарился, оставляя Кириана во власти паники. Он боролся с путами, словно дикий зверь, пойманный в ловушку.
Ему нужно было освободиться. Никогда больше он не будет беспомощно болтаться связанным. Только не так. Никогда.
Кириан дергал за веревки, разрывая кожу на запястьях. Ему было все равно. Все, чего он хотел — это свободы.
— Я же говорил, что знаю все твои уязвимые места, — сказал Десидериус. — Вплоть до того, что ты никогда не позволил бы мне причинить вред беременной женщине. — Он наклонился и поцеловал девушку в щеку. — Мелисса, будь хорошей девочкой и поблагодари Темного Охотника за его жертву.
Кириан застыл, когда та выскользнула из объятий Десидериуса и стала рядом с тем человеком, что был постарше.
Она была с ними заодно с самого начала.
Сукин сын, и когда только он научится?
— Готов умереть? — спросил Десидериус.
Кириан обнажил на него клыки.
— Я бы на твоем месте не был таким самоуверенным. Ты меня еще не убил.
— Верно, но ночь только началась, не так ли? У меня еще куча времени, чтобы поиграть с мальчиком на побегушках у Артемиды.
Кириан сжал веревки и дернул изо всех сил, когда еще одна волна паники угрожающе замаячила перед ним. Ему нужно было успокоиться. Он знал это, и все же старые, навязчивые воспоминания о римских пытках мучили его.
— В чем дело? — спросил Десидериус, подходя ближе. — Ты побледнел, Генерал. Вспоминаешь свое унижение? Прикосновения римских палачей, когда те готовили тебя?
— Иди к черту! — Кириан ударил носком ботинка о землю, выпуская лезвие, и попытался пнуть Десидериуса.
Тот отпрыгнул туда, где Охотник не мог его достать.
— Ах, да, я и забыл о твоих ботинках. После тебя, я собираюсь сделать своей следующей жертвой старого доброго Келла. Что же вы все будете делать без вашего эксперта по оружию, если я уберу его со своего пути. — Он склонил голову к девушке. — Мелисса, будь бобра, избавь Генерала от обуви.
Кириан заскрежетал зубами, когда та приблизилась. Законы Темных Охотников позволяли ему защищать себя от людей, если те хотели навредить ему, но он не мог заставить себя тронуть ее, особенно когда она была беременна. Она все еще была маленькой девочкой, хотя и не подозревала об этом.
— Зачем ты разрушаешь свою жизнь, связавшись с ним? — спросил Кириан, пока она стягивала его ботинки.
— Когда ребенок родится, он сделает меня бессмертной.
— Это не в его власти.
— Ты лжешь. Все знают, что вампиры могут подарить или отнять жизнь. Я хочу быть одной из вас.
Так вот как Десидериус вербовал своих человеческих помощников.
— Ты никогда не сможешь стать одной из нас. Он убьет тебя, как только покончит с этим.
Она рассмеялась ему в лицо.
Десидериус поцокал языком.
— Все еще пытаешься защитить ее, даже когда она готовит тебя к убийству. Как мило. Скажи мне, за своих римских братьев ты тоже так переживал?
Кириан бросился на Десидериуса всем телом.
Из тени выступил Даймон с огромным молотком. Кириан замер, узнав его. Он не видел эту вещь более двух тысячелетий.
— Да, — сказал Десидериус, походя ближе к Кириану. — Ты знаешь, что это, не так ли? Скажи мне, ты помнишь, что чувствовал, когда Валериус ломал им твои ноги? — Даймон склонил голову набок. — Нет? Тогда позволь мне освежить твою память.
Кириан сжал зубы, когда Десидериус опустил молоток на его левое колено, мгновенно раздробив кости. Поступив также и с правым, Даймон осмелился встать перед ним.
Кириан удерживал свой вес на руках. Он пытался опуститься на ноги, но боль делала это невозможным.
Десидериус улыбался, протягивая молоток обратно принесшему его Даймону. А потом вытащил что-то из кармана.
Ярость затопила Кириана, когда он узнал древние римские гвозди, которые они использовали для распятия на кресте.
— Скажи мне, Темный Охотник, — произнес Десидериус с ухмылкой, — хочешь, я уложу тебя на ночь?
ГЛАВА 12
Аманда внезапно очнулась. У нее ушла целая минута на осознание того, что она заснула в палате Табиты, прислонившись к Нику. Ее мать спала на кушетке, которую привезли работники больницы, а она и Ник заняли два неудобных кресла у двери.
Табита все еще спала на кровати, на которой доктора решили подержать девушку до утра, чтобы понаблюдать за ее состоянием. Злобный Даймон оставил на щеке Табби длинный порез, который превратится в ужасный шрам. Синяки и раны покрывали ее тело, но врачи заверили их, что Табита выздоровеет.
Сестры уехали домой по настоянию матери, но Аманда осталась на случай, если кому-то из них что-нибудь понадобится. С колотящимся от страха сердцем она подняла голову, когда ее отец вернулся в палату с двумя стаканчиками кофе. Один он протянул Нику.
