– В случае вашей смерти баронесса Гардер получит письмо из моих рук, и я лично передам ей о случившемся со всей возможной осторожностью. Даю вам слово.
– Благодарю вас, – с видимым облегчением произнес Равен. – А теперь пора отправляться. Экипаж уже ждет нас внизу. Могу я попросить вас поехать без меня и подождать меня по ту сторону замковой горы? Мне бы не хотелось возбудить внимание своим ранним выездом, поэтому я не сяду в экипаж у парадного крыльца, а пройду через сад.
Полковник Вильтен нашел это распоряжение несколько странным, но молча повиновался. Равен позвонил и велел подать себе шляпу и пальто. Когда слуга принес и то и другое, барон и полковник вместе вышли из комнаты, но расстались в низу лестницы.
Проходя по двору замка, барон встретил советника Мозера, который только что вышел из своей квартиры и заметно удивился, увидев своего начальника в такое неурочное время. Равен остановился:
– Вы уже так рано собрались на прогулку?
– Только вышел посмотреть, какая погода, – ответил советник. – Я имею обыкновение гулять по утрам, но при таком холодном и сыром тумане предпочитаю остаться дома.
– Вы совершенно правы, – согласился барон, – погода не из приятных.
– Но вы, ваше превосходительство, все-таки собираетесь выйти?
– Мне необходимо выйти по делу, не терпящему отлагательства. Прощайте, милый Мозер.
Говоря это, барон протянул руку. Удивленный старик поспешил пожать ее с чувством глубокого почтения. Он не раз видел со стороны своего начальства знаки благосклонности, но не дружеской короткости. Необычная его приветливость придала старику смелости, и он решился высказать то, что давно уже лежало у него на душе.
– Осмелюсь предложить вам один вопрос, – робко начал он. – Поговаривают о том… по крайней мере, вчера вечером в городе распространился слух, будто вы, ваше превосходительство, намереваетесь покинуть свой пост. Правда ли это? Неужели вы действительно хотите уйти?
– Да, я ухожу, – спокойно сказал Равен, – и даже очень скоро.
– В таком случае и я больше не останусь. Я уже давно подумывал подать прошение об отставке.
Барон молча взглянул на советника. Привязанность старика тронула его. Один Мозер всегда оставался верен ему и твердо держал его сторону, только он один не поверил клевете.
– Идите домой, милый Мозер, – ласково проговорил барон. – Вы простудитесь в легком домашнем костюме на таком резком утреннем воздухе. Еще раз прощайте! – И, сердечно пожав руку старика, он удалился.
Мозер неподвижно стоял на месте, глядя ему вслед. Это рукопожатие смутило его, а последнее «прощайте» звучало как-то странно. Ему хотелось побежать за своим начальником и задать ему еще какой-нибудь вопрос, только для того, чтобы еще раз взглянуть ему в лицо и услышать его голос. Но мысль о неприличии подобного поступка удержала старика. Лишь тогда, когда барон исчез из вида, Мозер вернулся домой, из его груди вырвался глубокий вздох, когда он поднимался по лестнице. Итак, это все-таки случилось: губернатор получил отставку.
Равен медленно шел по саду замка. Он не мог удержаться, чтобы еще раз не побывать здесь. Сад сообщался с замковой горой посредством небольшой, проделанной в стене калитки, а оттуда можно было в несколько минут по маленькой тропинке дойти до города. Когда губернатор хотел где-нибудь неожиданно появиться, то всегда пользовался этим путем, чтобы не проходить через парадный подъезд или мимо часовых. Он мог прийти к месту одновременно с экипажем, которому приходилось делать значительный объезд.
У «Ключа ундин» барон остановился. Что сталось со вчерашним эдемом, озаренным лунным светом? Теперь все было окутано густым туманом, трава покрылась инеем, липы мрачно и уныло стояли во влажном воздухе, а земля была усыпана поблекшими листьями. Фонтан еще журчал, но теперь его струи походили на печальные, однообразные потоки дождя, падавшие на серые, наполовину выветрившиеся каменные фигуры, и его пение звучало невыразимо печально.
Таинственный свет, заливавший своим блеском всю окрестность, исчез, осталась прозаическая действительность со всем своим безотрадным запустением.
Равен плотнее закутался в свой плащ и обернулся к разрушенной стене, откуда открывался вид на далекие окрестности. Еще вчера там лежала долина, волшебно прекрасная под покровом лунной ночи, сегодня она была вся затянута колеблющимися волнами тумана. Только несколько городских башен неясно вырисовывались в нем, долина и горы пропадали во мгле. Барон окинул взглядом город, в котором он так долго властвовал, и снова перевел взор на колышащееся море тумана. Что скрывалось в нем? Лучезарный летний день или мрачная серая мгла?
Он бросил последний взгляд на мрачные стены замка, затем открыл калитку в стене, вышел из сада и подошел к подножию горы почти в одно время с экипажем. Через минуту он уже сидел рядом с полковником, а вскоре город остался позади. Они быстро ехали по направлению к горам и через полчаса уже были у опушки леса, составлявшей цель их поездки. Выйдя из экипажа, они пошли пешком к назначенному для поединка месту, лежавшему недалеко от опушки.
Доктор Бруннов со своим секундантом и сыном, который, как было условлено, должен был оказать пострадавшему медицинскую помощь, были уже на месте. Мужчины молча раскланялись, затем оба секунданта обменялись несколькими словами и немедленно приступили к необходимым приготовлениям.
Макс стоял возле отца. Бледное лицо и горящие глаза последнего ясно свидетельствовали о бессонной ночи. Он тщетно старался скрыть свое лихорадочное состояние, но, несмотря на все усилия, это ему не удавалось. Губы его были плотно сжаты, а рука, лежавшая в руке сына, порой нервно вздрагивала.
– Мужайся, отец, – прошептал Макс. – Ты должен заставить себя успокоиться; твоя рука так дрожит, что ты будешь не в состоянии спустить курок.
– Будь спокоен, я смогу сделать это, – тоже шепотом возразил доктор, взглянув на оружие, которое заряжали секунданты.
Макс бросил тревожный взгляд на отца, отлично понимая мучительное волнение старика и сознавая необходимость во что бы то ни стало вернуть ему самообладание.
– Полковник Вильтен заметил твое состояние, – многозначительно проговорил Макс. – Он только что взглянул на тебя с удивлением. Неужели ты допустишь, чтобы он подумал, что тебя заставляет так волноваться страх перед пулей?
Молодой человек не ошибся в расчете: отец ответил ему гневным жестом.
– Ты прав. Посторонние не могут знать, что происходит во мне, но не должны считать меня трусом.
Бруннов постарался овладеть собой, и ему удалось принять более спокойный вид, хотя он избегал смотреть в том направлении, где со своей обычной гордой осанкой стоял барон с выражением холодной решимости на лице, видимо, совершенно не беспокоясь о том, что происходит вокруг него. Сперва он равнодушно следил за тем, как заряжали оружие, потом стал рассматривать окрестности.
Уже рассвело, туман исчезал. Солнце, вероятно, уже взошло, так как восточная часть горизонта была залита розоватым светом, но солнечные лучи еще не могли пробиться сквозь остатки тумана. Город окутывала беловатая дымка, однако замок уже был виден.
