Грациано и Саларино поспешили к столу, но садиться не стали.
– Друг Антонио, – сказал Грациано – тот, что повыше.
– Добрый Антонио, – сказал Саларино – тот, что покруглей.
– Добрый друг Антонио, – сказал Грациано.
– Вы петь, что ли, собрались? – спросил Бассанио – тот, что посмазливей. – Нет у меня настроения для ваших арий.
– Благородный, щедрейший Антонио, – продолжал Грациано.
– Что?! – не выдержал Антонио. – Что? Что? Что такое?
– Пропало еще одно ваше судно, – выпалил Саларино. – Извините.
Антонио поставил кубок на стол и откинулся на спинку кресла: глаза закрыты, он словно бы обарывал в себе приступ тошноты, охватившей все его тело. И только потом произнес:
– Где вы об этом услышали?
Грациано посмотрел на Саларино, который в ответ посмотрел на него. Стоит ли говорить, что впервые они услыхали про это от жида? Нет.
– По Риальто ходит весть, – сказал Грациано. – Но мы нашли матроса с пропавшего судна.
И двое по очереди принялись излагать трагедию мелкими порциями, поэтому в любой миг, когда на челе Антонио начинала собираться тень ненависти или гнева, за следующую серию брался второй – чтобы отвлечь его внимание.
Когда они договорили, Антонио отвалился на спинку еще раз и заговорил, закинув голову, закрыв глаза:
– У меня есть еще один купец, который должен доставить товар и вернуться в порт в целости и сохранности. С него я и выплачу свой долг жиду.
– Но осталась всего неделя, – сказал Бассанио.
– Да – неделя, и судно уже на две недели задерживается, поэтому вы должны сходить к своей Порции, у которой никто еще не прошел испытания ее отца, и спросить, не поможет ли она вам. Я прошу вас это сделать, Бассанио, как ваш дражайший друг, который любит вас больше всех на свете. Вы должны.
– И сделаю, Антонио. Мне кажется, она не может тронуть семейное состояние, если на это не согласится ее сестра, коя сейчас на Корсике, но я попрошу ее проявить жалость к вам, как ко мне, ибо в сердце у меня мы едины.
– А вы двое… – Антонио по-прежнему не поднимал головы. – Вам надо найти Шайлока – в городе, не на еврейском острове – и упросить его со мною встретиться. Не здесь и не в Риальто. Где-то наедине, на какой-нибудь улочке, куда не выходят никакие окна.
– И что вы ему скажете? – спросил Саларино.
– Ничего. Меня на этой встрече не будет. Я буду у синьоры Вероники, где меня увидит множество свидетелей. А вы попро́сите жида проявить милосердие ко мне, отсрочить выплату займа. Два месяца, месяц – даже неделю.
– А если он откажется?
– Тогда вы его убьете и труп сбросите в канал. Это надо сделать быстро, тихо – и мигом разойтись в разные стороны. Ко мне придете не сразу, а на следующий день, – и убедитесь, что я напился, устроил дебош и отключился в борделе.
Саларино посмотрел на Грациано, который посмотрел на Бассанио, который пожал плечами, словно говоря: «У меня своя роль, а вы играйте вашу». Парочка ничего не ответила, не запрыгала в восторге и ажитации от возможности помочь другу. Да, они наглецы, они красуются по всей Венеции и то и дело кого-нибудь запугивают, да, им случалось обнажать оружье в драках – и даже пускать кому-то кровь. Но они не убийцы, нет. Из всей их компании самыми жестокими были Саланио и Лоренцо.
Антонио обрушил передние ножки кресла на пол и в тот же миг грохнул кулаком по столу, отчего хлеб подпрыгнул, а вино расплескалось.
– Вопросы есть? Друзья мои?
– Э… – промолвил Грациано, – мы с большой радостью и готовностью выполним то, чего вы просите, однако разве такое не полагается делать настоящим подонкам? Мы все-таки господа благородные и не очень подходим для подобных темных дел.
– Если нанимать подонков, то потом придется подонков убивать, чтобы от подонков избавиться. Как видите, истинно благородный господин для таких дел вполне работоспособен. Вы что предпочитаете – встречаться с парочкой опытных головорезов или прикончить одну немощную еврейскую собаку?
– Еврейскую собаку, – надулся Саларино.
– Но если Шайлок умрет, обязательство унаследует его дочь, а там и прочая родня подтянется, – сказал Грациано. – Жид нам сам это сказал.
Антонио вздохнул.
– А для этого сперва им придется найти его дочь, что даст мне время, и если ее отыщут, вы сможете запрятать ее снова. На дне канала.
– А еврейские собаки бывают? – спросил Бассанио. – Я бы решил, трудновато им было бы придерживаться кошерной диеты, нет? Не знал ни одной собаки, которая бы отказалась от свиных ребрышек.
– Ах, прекрасный мой Бассанио, – ответил Антонио, качая головой. – Ступайте к своей даме сердца. А мне нужно полежать немного в темноте.
* * *
Два дня Грациано и Саларино наблюдали издали за Шайлоком и запоминали все его шаркающие перемещенья. Двигался он, как заведенный. Два дня надеялись они, что в порт прибудут вести о третьем торговом корабле Антонио – теперь спасительном. И точно: через два дня сим известием им как ладонями по ушам хлопнуло – ибо точно так же стало больно, они сбились с шага, а звон в голове не стихал очень долго. Обломки корабля обнаружили в водах Черного моря. От команды не осталось и следа. Им все же придется идти к еврею и просить о милосердии, если им откажут – отказать ему в ответ и прикончить на месте.
– Я что-то не уверен, – сказал Грациано, когда они под вечер шли в Риальто, – что нам не нужно быть какими-нибудь слишком дружелюбными. Быть может, стоит подойти к жиду со всею душой, с хохотом – похлопать его по спине, как это делают все отличные парни – мы же они, правда? Заверить его, что все отлично? Сказать: «Ну что там пара-другая недель для добрых друзей?» – и он уступит. Может, пирожок ему принести. Жиды едят пирожки, интересно?
– Если не со свининой, – ответил Саларино. – Или креветками. Кроме того, у них там какие-то правила про молоко и говядину в одном пирожке. Ох, ебись оно все конем, не знаю я, что жиды в пирожки кладут, давай, блядь, просто его прикончим. Не поверит он, что мы ему друзья, – мы с ним жутко себя вели.
– Ну, мы ж себя жутко вели от имени Антонио, не сами по себе, – попробовал оправдаться Грациано. – Нас дружба обязывала жутко себя вести.
– И то верно, – согласился Саларино. – Верность – добродетель, и мы были добродетельны и впрямь.
– И впрямь. А он – точно жидовский дьявол.
– Ну да. Убил нашего господа и спасителя.
– Так на самом деле, – продолжил свою мысль Грациано, – дружба и вера обязывают нас быть жуткими грубиянами, спровоцировать Шайлока на то, чтобы он нам отказал и никаких поблажек Антонио не предоставил, а после этого просто отомстить ему за нашего господа и спасителя. Прикончить жида и скинуть в канал.
