Из архивов Филантропического Общества Стреггейских Кротобоев, воспроизведено с любезного разрешения Общества
Глава 73
— Никто из вас не обязан, — сказал Шэм. — Я ни от кого ничего не жду. Я не заслуживаю. Но, конечно, сам я пойду. — Он улыбнулся. — С ними.
Кальдера тоже улыбнулась. «Спасибо», — сказала она одними губами.
Из тех баяджиров, что пошли с «Мидасом», большинство предпочли повернуть назад после Боя За Спасение Брата и Сестры Шроаков. Теперь они были — по крайней мере, на время, — в безопасности. Единственной причиной продолжать путь были снимки, которых баяджиры никогда не видели, и их тайна. Но баяджиры тайнами не интересовались. Правда, не обошлось без исключений. Нашлись те, кто настаивал на необходимости отомстить манихикийскому военному составу, который, по словам Шроаков, был где-то рядом.
Команда «Мидаса», в прошлом кротобоя, а теперь не разбери поймешь какого поезда, выполнив данное Шэму обещание, также не была обязана продолжать с ним путь. Капитан, если ее еще можно было считать капитаном, возилась со своим радаром.
— Я, пожалуй, поторчу с вами рядом, если вы не возражаете, — сказала Сирокко.
— А, — сказал Вуринам. — Все равно мы уже почти на месте. Почему бы не взглянуть, что там?
Он говорил от имени большинства. Та часть команды, которая не разделяла его мыслей, пересела на баяджирские тележки и, ворча по поводу непривычного транспорта, отправилась в долгий путь на восток, к познанному миру.
— Капитан Напхи? — спросил Шэм. Она, вздрогнув, подняла голову. При помощи орудия, выдвинутого из ее искусственной руки, она удерживала перед собой радар. Кстати, ее руку команда звала теперь протезом протеза.
— Давно пора эту чертову штуку выбросить к Насмешнику Джеку, — буркнул Фремло.
— Я остаюсь с поездом, — сказала, наконец, Напхи, возвращаясь к своему занятию. Больше никаких разговоров на эту тему не было.
Те, кто возвращался, и те, кто ехал дальше, расстались по-дружески, без горечи, и долго махали друг другу вслед. Флотилия парусных тележек устремилась назад, к далеким горам.
Те, кто шел дальше, спорили над картой.
— На что это похоже? — выкрикивал кто-нибудь один и громким голосом повторял описания Шэма, которые тот произносил вслух, а капитан шепотом уточняла. Затем начинались дебаты: вот это похоже на то; нет, ты спятил, это же совсем другое; а кто помнит историю о таких-то и таких-то холмах? Потом в направлении, которое казалось предпочтительным, посылали на разведку пару баяджирских тележек, и, если они возвращались с утвердительным ответом, то «Мидас», прочие баяджиры и «Пиншон» шли дальше туда. Так постепенно прокладывался маршрут.
Деро и Кальдера наблюдали, как тает вдали их поезд. Их временный дом на колесах.
— Что поделаешь, — сказал им Шэм. — Он уже весь развалился. — Какое-то время оба Шроака молчали.
— Спасибо за то, что дал нам возможность продолжать, — сказал, наконец, Деро. — Разрешил воспользоваться твоим поездом.
«Ну, он вообще-то не мой», — подумал Шэм. Он отошел, давая Шроакам попрощаться с поездом.
Капитан, по-прежнему занятая в хвосте «Мидаса» каким-то непонятным делом, издала вдруг торжествующее «хм». Дэйби кружила над ними. Здешний воздух, похоже, доставлял ей беспокойство. Она взмывала вверх, но тут же поворачивала назад к поезду. Причем летела не к Шэму, а к последнему вагону. И кружила над капитаном Напхи, которая, стоя лицом туда, откуда они приехали, словно высматривала вдали свою потерянную философию, точно какая-то носовая фигура наоборот. Никто ее не беспокоил. Никто не возражал против того, что она все время смотрит назад. А она все вертела свою машинку, нажимала на ней какие-то кнопки, а мышь кружила у нее над головой.
Здесь, как везде, был утиль, а раз-другой они даже видели останки потерпевших крушение поездов. Продвигались они медленно — бывали дни, когда они решали, что выбрали неправильное направление, и тогда вся группа разворачивалась, или тащилась до ближайшего поворота, позволявшего им вернуться. Но чем дальше, тем легче давались им разгадки. Фальстартов становилось все меньше.
В конце концов, у них всегда был способ проверить, правильно ли они выбрали путь: Шэм, чье чутье обострилось до предела, вставал к ограждениям палубы, и новый поворот рельсов вдруг вносил его в тот самый пейзаж, который он видел на снимке. Реальность отличалась от изображения только небом: форма облаков на верхнем и нижнем уровнях была уже другой. В остальном пейзажи были все те же.
Чем дальше от торговых путей рельсоморья они уходили, заполняя пробелы на картах, до сих пор размеченных лишь по слухам, тем реже становились рельсы и шире свободные участки между ними. Тем ограниченнее делался выбор.
И еще одно обстоятельство укрепляло их во мнении, что они на верном пути к тайне на краю рельсоморья, а значит, и мира, — их стали осаждать ангелы.
