– Крест «Ветеран афганской войны» лежал на подоконнике, в коробочке со всякими шурупами и гвоздями. Когда вы забирали вещи убитого садовника, вы его просто не заметили! Я хочу услышать Юрия Запорожца!
Воцарилась гробовая тишина. Все глаза были прикованы к другу покойного Стаса. Тот пошевелился и произнес хриплым голосом:
– Так получилось. Мы не хотели убивать. Он кинулся на Стаса, и я…
– Теперь мы знаем, чей труп был в шкафу! Юрий, еще один вопрос: кто вмуровал шкаф в стену? Вы?
– Нас учили в ПТУ. Всяким малярным, штукатурным работам. Я и залепил…
– Мой сын ни при чем! Это все Юрка! Это же он убил садовника, он же сам признался! – сорвалась Марта. Она повторяла: – Он не убийца! Он не убийца!
Раневская встала и пошла на кухню. У нее с собой был пузырек корвалдина (зная о встрече в доме Топчия, она предусмотрительно взяла с собой успокоительное). Накапав лекарство в стакан, она добавила воды и принесла его Марте. Поташев продолжил.
– Ваш сын не убивал. Он был шантажистом. Сперва он шантажировал ваших бывших любовниц.
Те кивнули. Люба опустила глаза, она боялась смотреть на Топчия. А Ариадна взглянула в глаза своему бывшему покровителю совершенно спокойно и добавила:
– Подтверждаю! Шантажировал, пугал, что, если не будем выполнять все его желания, расскажет тебе о нас какую-то гадость! И мы подчинились…
– Затем он стал вымогать деньги. Он заставил платить за молчание ваших компаньонов по бизнесу и ваших друзей.
Топчий снова открыл было рот, но сыщик-любитель опередил его:
– Дело в том, что он узнал о них некоторые компрометирующие сведения и пугал их, что выложит все вам. Прием был опробованный и сбоя не давал! И они ему заплатили.
– Значит, кто-то из них? – тихо проговорил отец Стаса, которого мало интересовало, каким был его сын. Его интересовало, кто убийца.
– Я сперва тоже так думал. Но потом оказалось, что это было не убийство.
В комнате словно взорвали тишину. Все закричали. У Марты началась истерика. Топчий топал ногами, тряс кулаками и извергал проклятия. Жертвы шантажа выпучили глаза и издавали какие-то нечленораздельные звуки. Лишь один генерал Зима был спокоен, по-военному подтянут, и его командирский голос перекрыл все остальные голоса:
– Есть доказательства?
– Есть факт, – ответил ему Поташев. – Марта Васильевна привезла дочурке Ангелине подарок из Милана. Детский игрушечный набор «Маленький доктор». Там все предметы были пластмассовые. Совершенно безопасные. Но однажды в этом наборе вместо пластмассового скальпеля, которым нельзя было даже оцарапаться, появился настоящий хирургический скальпель, остро отточенный, просто хоть сразу оперируй!
– Этого не может быть! – прошептала Марта.
– Может быть. И мне о подмене рассказала ваша гувернантка. Именно этим скальпелем она случайно порезала себе руку. Вы помните, Марта Васильевна, как в тот самый день, когда Аркадий Леонидович не мог доехать до дома из-за снежных заносов, мы с вами смотрели семейный альбом и вы рассказывали о детстве Стаса.
– Помню… – побелевшими губами произнесла жена олигарха.
– Вы мне рассказывали, что между вашими детьми разница в восемь лет и что Стас в детстве безумно ревновал вас, особенно отца, к маленькой сестричке. Вы мне говорили, что когда кто-то из взрослых при нем восхищался сходством вашего мужа и вашей дочери, он просто из себя выходил!
– Да. Но когда он вырос, он перестал… Он понял, что Ангелиночка не такая, как другие дети, что она… Что ей нужны забота и внимание… Она же не совсем… здорова! – Марта пыталась сопротивляться очевидному.
– Он просто научился контролировать свою неприязнь к сестре. В тот вечер Стас сам подложил в ее набор настоящий острый скальпель. Он знал, что Ангелина беспрестанно бегает и всех «лечит», и решил, что она обязательно кого-нибудь порежет острым скальпелем. Он заранее предвкушал, как он будет веселиться и как ей достанется от родителей, но все вышло по-другому.
– Что вышло по-другому? – хриплым голосом спросил хозяин дома.
– Вспомните жест, которым Стас пользовался чаще всего, когда шантажировал, или пугал, или показывал, что ему надоело и его достали.
– Он проводил большим пальцем по своему горлу, – четко ответила Арина Гусева.
– Думается, этот жест он часто демонстрировал своей сестре, таким образом давая понять, как она ему надоела. И в тот день, в бассейне, он снова показал ей этот жест, а она его повторила, проведя по горлу брата скальпелем. Она сама не понимала, что делает, – и нечаянно перерезала ему горло. Поэтому я и говорю, что гибель вашего сына – не убийство, а несчастный случай.
Повисла такая тишина, словно в комнате не было ни души. Гости смотрели на Поташева как завороженные. Все ожидали чего угодно, только не такого финала. Милиционеры, которые привезли Запорожца и сидели в холле, ожидая, когда все закончится, только головами качали.
Тишину прорезал внезапно ставший скрипучим голос Топчия:
– Я даже не знаю, как мне теперь ко всему этому относиться.
Поташев и Раневская шли по ночной аллее заснеженного города. Алексею не хотелось разговаривать. От нервного напряжения голос его слегка осип. Усталость навалилась на него так, словно он сдавал невероятно сложный архитектурный объект. Лиза шла рядом, чувствуя, как ее переполняют совершенно противоречивые чувства. Ей было его жалко, она им гордилась, и хотела оградить его от всех проблем, и мечтала всегда находиться под его защитой. Он был ее ребенком, ее отцом, ее возлюбленным, ее другом. Поэтому она обняла его и, когда он уткнулся горячим лбом в ее губы, сказала:
– Знаешь, какой самый лучший способ сделать мужчину счастливым?
– Какой? – спросил он, оживая.
– Не выпускать его из объятий.
