— Ты знаешь, отец Гиви — человек, который в этом деле напугал меня больше всего, — призналась она. — Он — серый кардинал. Он стремится управлять людьми исподтишка. Наверняка он многое знал, болтался же по театру, как тень. Скорее всего где-то что-то подсмотрел, но никому ничего не сказал — выжидал, а люди гибли. И все это, чтобы в него верили, а как следствие, подчинялись. Он — страшный человек. Хуже Ляхина, зарезавшего собственного дядю.
— Да… — протянул Вадим. — Не знаю, где он выплывет в следующий раз. А пока мы, конечно, объявили всероссийский розыск, но где там! Он ведь вышел из изолятора с подпиской о невыезде и тут же словно растворился в пространстве. Таких бы я сажал в первую очередь, и навсегда. И не говори мне сейчас о презумпции невиновности. Это к гуру не относится.
— Не спорю.
Вадим покосился на нее с подозрением:
— Опять издеваешься? Начиталась книжек про настоящих женщин?
— Мне уже нельзя с тобой согласиться? — усмехнулась Алена.
— Это не входит в концепцию наших отношений.
Он остановился у края гудящей толпы, окружившей со всех сторон буфет.
— Все, ты стой здесь, а то, как в «Сатириконе», начнешь к мужчинам привязываться.
— Ладно, — Алена погладила его по щеке.
— Знаешь, по-моему, это любовь… — он смутился от собственной смелости. Слово «любовь» он произнес впервые. И похоже, что по-серьезному, впервые в жизни. Алена тоже почему-то почувствовала, что начинает краснеть. Чтобы не втянуться в истерические признания посреди театра, она толкнула его к стойке.
Он тут же затерялся в толпе. «Наверное… наверное, стоит подумать насчет того, чтобы жить вместе…» — промелькнуло у нее в голове, но тут каждую клеточку ее тела парализовало. Она застыла на месте, все еще толком не понимая, что могло так на нее подействовать. Холодная волна, прокатившаяся от макушки до колен, сменилась горячей. Руки ее покрылись нервными мурашками, а перед глазами заплясали белые точечки. Алена вспомнила, что похожее уже произошло с ней однажды и тоже в театральном буфете. Она стояла, чувствуя спиной приближение этого человека. Стояла, боясь пошелохнуться, не смея обернуться, но зная, что через мгновение обязательно это сделает. Странно, но ей вспомнился звук его шагов, его голос, даже запах его одеколона. Она знала, что через минуту, может быть, кинет под откос всю свою размеренную и спокойную жизнь, чтобы погрузиться в вечные переживания, в те, которыми существовала последние два года. Она стояла, ожидая, что его рука сожмет ее пальцы — властно, по-хозяйски. Потому что Костя Бунин прикасался к женщине только так, словно заранее был уверен — она готова принадлежать ему. Милое лицо Вадима стремительно растворялось в ее памяти. Алена зажмурилась, пытаясь сохранить остатки достоинства. «Черт! Черт! Черт бы тебя побрал!» — скороговоркой пробормотала она.
— Привет! — шепнул Костя, коснувшись губами ее шеи. — Я знал, что ты меня ждешь.
И она развернулась к нему.
