— Передай жене, что я не задержусь здесь, — сказал Кларенс, отдавая бутылку Арни.
— Куда ты пойдешь? Вернешься к Бешеному Айку?
Взор Кларенса затуманился: он что-то вспомнил. А после медленно произнес:
— Вряд ли.
Арни радостно встрепенулся.
— Скоро зима. Оставайся! Будешь работать на ранчо — как и другие.
— Едва ли Надин согласится меня видеть, а уж тем более — взять на работу!
— Она не будет тебя видеть. Этот дом давно пустует — можешь жить в нем. И кого брать на работу, решает не она, а я. Не хочешь пасти скот, есть другие дела. Например, патрулировать границы ранчо, чтобы не было воровства. Здесь тебя не станут искать. Да если и станут, то вряд ли найдут.
— Хорошо, я подумаю. Мне практически нечего терять.
— Уверен, у тебя есть что-то такое, чего ты не хотел бы потерять ни за что на свете.
Они сделали еще по глотку, потом принялись за бобы и какое-то время ели молча. Арни сидел на ящике, а Кларенс приподнялся в постели. Тарелок не было, и они черпали еду прямо из котелка. Она была обжигающе горячей, простой, жирной и вкусной.
Арни нравилась эта пауза. Она воскрешала в памяти дни, когда им было так хорошо и понятно вдвоем, как если бы в окна ломилась буря, а здесь был единственный уголок на земле, где возможен покой.
Потом он спросил:
— Иверс хотел тебя убить?
— Да. Он приказал отвести меня в лес и повесить. Его людям помешали ребята Айка. Так я к нему и попал.
Арни сжал кулаки.
— Значит, он солгал мне!
— Тем меньше ты должен терзаться угрызениями совести. Кстати, Иверса похоронили в «Райской стране»?
— Да. Надин ухаживает за могилой. Эвиан туда не ходит, — сказал Арни и задал не дававший ему покоя вопрос: — А ты… убивал?
— Пассажиров? Нет. Даже Айк предпочитал обходиться без крови. А так, конечно, бывало всякое. Мне проще: я много лет находился среди людей, которые при любой насмешке, пренебрежении или тени обиды хватались за оружие.
— Ты выстрелил в себя, чтобы мне стало еще хуже?
У Кларенса были усталые глаза.
— Нет, не поэтому. Кто я такой, чтобы тебя судить?
— Когда-то мы были друзьями, — тихо произнес Арни.
— Тогда я могу сказать, что у меня больше никогда не было такого друга, как ты.
Сердце Арни подпрыгнуло.
— Тебе не кажется странным, что мы можем говорить так, будто не было этих лет и двух разных отрезков пути? Ведь мы оба достаточно сильно изменились.
Во взгляде Кларенса промелькнуло удивление. Теперь он понял, как ответить на вопрос, который задавал самому себе.
— Все потому, что я знаю тебя, а ты — меня гораздо глубже, чем кто-либо. Мы до сих пор видим друг друга прежними.
В комнате воцарилась благодатная тишина. Не такая, какая бывает на кладбище или на поле боя после жестокой резни. Не безмолвие падающего камня, а та теплая тишина, когда двоим не нужны слова.
Потом Арни спросил:
— А женщины? Неужели за восемь лет не нашлось ни одной, которая бы…
— Нет. Я намеренно общался только со шлюхами. К сердцу никого не подпускал. — Кларенс неотрывно смотрел в огонь. — Тот мужчина, за которого Эвиан собиралась или собирается замуж, в самом деле достойный человек?
— Мне кажется, он был способен снять с ее плеч тот непомерный груз, какой ей приходилось нести все эти годы. Дело не в деньгах; теперь и сама Эвиан — не бедная женщина. Просто он из другого мира.
— Снять груз? Это хорошо. Тогда как я смог бы только добавить нового.
— Ничего, что я говорю тебе то, что думаю?
— Когда речь идет об отношениях, самое худшее — заблуждаться. Тут как раз нужна правда.
— Но я не ведаю правды, — заметил Арни. — Ее может знать только Эвиан.
— На свете очень мало вещей, о которых мы действительно что-то знаем! — засмеялся Кларенс, но это был невеселый смех. — Она оставила мне револьвер. Может, она хотела, чтобы я завершил начатое?
— Не думаю. Иначе Эвиан не привезла бы тебя сюда.
— Она никогда не любила ранчо, — заметил Кларенс, — и не хотела здесь жить. Наверняка ее планы были связаны с чем-то другим.
— Эвиан мечтала открыть швейную мастерскую или магазин. Она заговорила об этом сразу, как не стало Иверса. А мы все время напоминали ей, что порядочная женщина не может жить одна.
Когда Арни вышел из домика, закат охватил почти все небо; горы светились фиолетовым и красноватым светом. Он знал, что когда доберется до «Райской страны», вершины погаснут и звезды сплетутся немыслимыми узорами в бесконечном пространстве неба. Арни не часто ощущал себя так, будто заново родился. Но сейчас, несмотря на тяжелый разговор, был именно такой случай.
Он навещал Кларенса каждый день. Тот понемногу набирался сил. Арни подробно рассказал ему о Зане, и Кларенс сказал, что непременно навестит ее могилу и пройдет по оленьей тропе.
Никто не знал, что собирается делать Эвиан. Она как будто не собиралась никуда уезжать и вела себя как обычно. Однажды Арни обмолвился, что Кларенс почти выздоровел и что он собирается уехать, а пока каждый день бродит вдоль ручья по оленьей тропе.
— Что бы я только ни сделал, дабы наладить его жизнь, даже отправился бы с ним, — заметил Арни, — но, боюсь, не смогу.
Эвиан взяла его за руку и слегка сжала.
— Подумать только, — добавил Арни, — казалось бы, теперь все в наших руках, однако мы все равно не можем осуществить давние мечты. Во всяком случае — я. Не говоря о Кларенсе.
— Полагаешь, он вернется к прежнему?
— Не знаю. Надеюсь, что нет. Он вроде намекал на то, что обещал кому-то не делать этого. — Арни покосился на Эвиан. — Однако в его жизни все равно нет ничего из того, чего он хотел получить. И, к сожалению, едва и появится.
Женщина ничего не сказала. Пройдя в свою комнату, она распустила волосы. Рука, державшая гребень, двигалась размеренно, лицо Эвиан казалось спокойным, тогда как проносившиеся в голове желания были подобны молниям.
Закончив расчесывать волосы (они легли поверх платья подобно блестящему черному плащу и покрыли фигуру до пояса), женщина положила гребень и оглянулась.
Вокруг никого не было. Никаких теней прошлого. Никто не мог ее потревожить. Никто и ничто. Перед ней маячила призрачная дверь, в которую она давно хотела войти, но все не решалась.
Эвиан расстегнула платье. Положила руки себе на грудь, осторожно погладила и прислушалась к ощущениям. Потом ее пальцы пробежали ниже. Выпуклости и округлости, ложбинки и впадины. Тело, запертое в одежде и еще в чем-то, куда более прочном.
