– Ну, молю бога, чтобы это было не совсем так и он этого не делал.
– Айвор нравится людям, не так ли? Дермот в нем души не чаял. Судя по тому, что говорит Айвор, Сэнди Кэкстон его тоже любил. И я так сильно его люблю. – Джульетта посмотрела на меня; на этот раз на ее лице не было улыбки, она была серьезна как никогда. Ее прекрасные губы задрожали, и у меня создалось впечатление, что она готова разрыдаться в любую секунду.
Как раз в этот момент в комнате появилась Айрис. Она поставила поднос с кофе, подошла к Джульетте и обняла ее.
– Не плачь, дорогая, пожалуйста, не надо. Все будет хорошо. Все уляжется. Вот увидишь.
– Не понимаю, как это может улечься…
В этот момент я думал, хоть и не сказал этого вслух, что даже если сейчас все уляжется, то, когда Шон предстанет перед судом, когда бы это ни случилось, мотивы его преступления станут известны всем. И, как ни тяжело это признавать, единственное, ради чего Шон мог убить, – это спасение Айвора от злобы или жадности Джейн Атертон. И, как ни печально, нужно признать, единственное, что могло сподвигнуть эту девушку на шантаж, – отчаяние и нужда.
– Он вернется домой к семи, – сообщила Джульетта. – К тому времени он уже будет знать все.
Никто из нас об этом не спрашивал ее – это было нескромно, и, в конце концов, это было не наше дело. Но тут она словно поняла, что нас больше всего беспокоит, и сама дала ответ.
– Звучит глупо, но в данном случае у меня была любовь с первого взгляда. Когда я впервые увидела этого мужчину, я подумала, что хочу за этого человека замуж. Ну, не в первый раз – это было на вечеринке, – а во второй. Что бы ни случилось, я его никогда не брошу. Если Айвор захочет избавиться от меня, ему придется выгнать меня вон.
– Он этого не сделает, – попытался я утешить Джульетту, хоть и не был уверен в этом до конца. – Попросите Айвора позвонить нам, когда он вернется.
Она собралась уезжать, мы расцеловались, а Айрис обняла ее и на мгновение крепко прижала к себе. Мы получили ответы на вопросы, которые часто задавали себе в последние годы. Почему? Ради чего она с ним? Не ради невысказанного шантажа, не ради изысканных ресторанов, а ради любви, просто ради любви…
– Я ошибалась, – проговорила Айрис, когда за ней закрылась дверь, – она не изменяет ему, да?
* * *
Айвор не позвонил нам в тот вечер. Он увидел ту статью, когда летел в Лондон. Я забыл сказать, что еще была одна небольшая заметка в вечерней газете, составленная довольно умело и лукаво. Автор указывал, что Дермот Линч, водитель «машины похитителей», жертвой которых должна была стать Келли Мейсон, пролежав долгое время в коме, остался жить, хотя и стал инвалидом. (Как будто похищение, авария и выздоровление были событиями прошлой недели.) Джульетта рассказала нам об этом на следующее утро. Она позвонила нам после того, как Айвор уехал в министерство, и сообщила, о чем они прочли с утра в одной из газет правого толка.
Это был рассказ об аресте Шона Линча и о суде, где он отрицал обвинение в предумышленном убийстве. Разумеется, в этой статье ничего не говорилось о том, что привело к нему полицейских, и там не сообщали никаких подробностей о нем, кроме того, что ему тридцать три года (священное число) и он живет в Паддингтоне, на западе Лондона. Но в конце этой короткой статьи о суде еще раз появились две строчки о Дермоте, его участии в предполагаемой попытке похищения, его долгом пребывании в бессознательном состоянии и его «частичном выздоровлении».
– Как это воспринимает Айвор?
– Хорошо. Неплохо. Он крепкий, вы знаете, Роб. Он все время твердит: «Обо мне ни слова. Газетчики не связали меня с этим делом, и если повезет, этого никогда не произойдет». Он сегодня должен выступать в Палате, и он не только сделает это, но будет говорить так, словно ему совершенно не о чем беспокоиться.
Но я думаю, Айвор уже готовился к тому, что собирался осуществить. Я думаю, уже в тот день он принял окончательное решение, как поступить, если установят связь между ним, тем, что в трех газетах назвали «машиной похищения», и Шоном Линчем. Я не хочу сказать, что он смирился с тем, что его имя всплывет в этом деле; вовсе нет, об этом и подумать было нельзя. Он надеялся, что журналисты на этом остановятся. Он не думал о том, что может произойти, когда начнется суд над Шоном, до этого было еще далеко, но он места себе не находил, когда представлял, что может случиться завтра или в начале следующей недели. Мой шурин рассказал нам все это, когда мы вчетвером встретились вечером после его возвращения из Калдроуза.
Айвор Тэшем был оптимистом, что не мешало ему верить в судьбу; я слышал это в его голосе и, если это звучит не слишком мелодраматично, видел это в его глазах. Некое предчувствие отчаяния. То, что, как он считал – надеялся, – уже ушло, зарыто в землю, всего лишь ждало своего часа, чтобы снова возродиться. Айрис – из нас четверых она получила отличное филологическое образование – сказала, что это напомнило ей строчку из «Лира»: «Но боги правы, нас за прегрешенья казня плодами нашего греха»[12]. Кто спорит, у Айвора были грехи, но к этому времени он всерьез поверил, что избежал гнева богов.
– Если больше ничего не произойдет к концу выходных, – сказал он тогда, – мне, возможно, опять все сойдет с рук. Забавная вещь, но когда я вчера вечером прочел ту заметку в газете во время полета домой, у меня возникло ужасное ощущение, что я теряю почву под ногами – словно едешь в лифте, а он внезапно останавливается. А потом сегодня утром я опять перечитал статью – и привык. Я понял, что смогу это выдержать. Мне даже показалось, что все не так плохо. А сегодня в вечерней «Стандард», когда я прочел интервью с Мейсоном и увидел старое фото той автомобильной аварии, – единственное, о чем я тогда подумал: почему это я так вчера разволновался? Ко всему привыкаешь. Наверное, можно привыкнуть ко всему.
– Ох, дорогой. – Джульетта прикоснулась к его руке. – Больше ничего не случится. Тебе не надо к этому привыкать. Я уверена, что все закончилось.
Айвор не был в этом уверен, и я сомневаюсь, что его утешительница верила в то, что говорила. Ведь если подумать, когда мы произносим слово «уверены», мы на самом деле хотим сказать, что сомневаемся, но надеемся. На лице моего шурина появилось выражение мрачной решимости, и, оглядываясь назад, я думаю, что именно в этот момент он принимал решение, как ему поступить, если дела примут дурной оборот. Мы рано распрощались. Они вернулись в Вестминстер, а мы – к себе на границу Барнет – Хартфордшир, где все наших три отпрыска, по только им известным причинам, задавали жару моей матери.
Я не знаю, о чем говорили Айвор и Джульетта в тот вечер, хотя трудно представить, что это намного отличалось от того, что мы обсуждали за ужином. Айрис и я долго лежали без сна, пытаясь угадать, какой следующий шаг сделают средства массовой информации. Мы оба думали, что, поговорив с Дэмиеном Мейсоном, они, естественно, должны прийти к Джерри Ферналу. Многое зависело от того, что мог рассказать им этот работник благотворительного фонда. Скажет ли он что-нибудь? Он никогда не общался с журналистами, но это было до того, как он нашел жемчужное ожерелье и понял, что его жена, которой он поклонялся, имела любовника. Это сильно зависело от того, хочет ли Фернал выставить себя рогоносцем (пользуясь определением Айвора) и хватит ли у него дерзости выдвинуть обвинения против министра короны. Айрис была уверена, что хватит. Я в этом сомневался. Он должен знать больше всех участников этой истории.
