— Ты имеешь право открывать рот только тогда, когда я тебе велю! — взревел король Ворсага, задыхаясь от ярости. — Наверное, я отпустил тебя слишком надолго, и ты забыла, как должна себя вести!
Я с замиранием сердца взглянул на Бастиллу и с ужасом заметил, хоть в камере и было довольно темно, что ее лицо не выражает ни страха, ни обиды, а озарено каким-то внутренним радостным светом.
Кариан удовлетворенно прихрюкнул, словно прочтя мои мысли.
— Бастилла — мой подарок. Его преподнесли мне к тринадцатилетию. Она полностью мне принадлежит, душой и телом. Так ведь, Бастилла?
— Тебе одному, — ответила Бастилла.
А мне казалось, лучших актерских способностей, чем у меня, просто не бывает, подумал я, все еще ошарашенно глядя на Бастиллу. Оказывается, я крупно ошибался.
— Она — мой хамелеон. Становится такой, какой мне хочется ее видеть, — снова заговорил Кариан. — Мне привезли ее от Колиты.
Он окинул свою рабыню гордым взглядом и направился к выходу, ведя ее за собой.
Когда дверь за ними захлопнулась и лязгнула задвижка металлического замка, Тостен негромко застонал и открыл глаза.
— Думаешь, такой ее сделала магия?
— Не знаю, — еле слышно пробормотал я.
— Эй! Только не вздумай в произошедшем со мной винить себя! — сказал Тостен. — Ты тут ни при чем.
Он помолчал.
— А ведь я считал ее нашим другом. Она выкручивала мне пальцы и тут же целовала меня, смакуя боль, которую я испытывал… Слизывала кровь с моей спины… — Его голос звучал прерывисто, и казалось, каждое слово доставляет ему адские муки. — Пожалуйста, Вард, скажи мне, что Бастилла заколдована, что ею управляют демоны.
Я тяжело вздохнул.
— К сожалению, братик, иногда волшебство и даже сам дьявол не имеют никакого отношения к человеческой жестокости. Некоторым нравится наблюдать за страданиями других. Таким был наш отец… — Я вспомнил вдруг свою первую любовницу. Однажды она рассказывала мне, захлебываясь слезами, как Хурогметен насиловал ее. — Каждый раз, избив меня до полуобморочного состояния, он спокойно отправлялся в постель с первой женщиной, что попадалась ему навстречу.
Тостен тихо засмеялся.
— Как старший брат, ты обязан убедить меня в том, что мир не так ужасен, каким видится мне в настоящий момент. А ты толкуешь об обратном.
— Очень важно знать о жизненных опасностях как можно больше, — ответил я. — Их не избежать, но нужно уметь преодолевать. Посмотри, к примеру, на маму. Она на протяжении долгих лет пыталась делать вид, что не понимает, какое чудовище наш отец, прибегала для этого к любым способам. Поэтому и махнула рукой на нас.
Впервые в жизни я признался самому себе в том, что глубоко презираю свою мать. За то, что она позволила отцу истязать нас, за то, что не предотвратила отчаяния Тостена, доведшего его до крайности.
Орег, являясь ко мне иногда в сновидениях, объяснял поведение моей матери воздействием на нее хурогской магии. И все равно я злился, чувствуя, что она могла хотя бы попытаться защитить нас.
— Ты занимался нами вместо мамы, — спокойно сказал Тостен, и я дернулся от неожиданности. — А я такой же, как она. Утопаю в своих проблемах. Придаю слишком много значения тому, что не так уж и важно. Например, тому факту, что Орега ты любишь больше, чем меня. Наверное, я слабак.
— Ты не прав, — возразил я. — Один мудрый человек сказал мне как-то такую вещь: конь брыкается и неистовствует не оттого, что он злой и неуправляемый, а потому, что в нем живет страх перед насилием и людской свирепостью.
Я повторял слова Пенрода, и сердце мое обливалось кровью.
— Я тебе не конь! — гневно отрезал Тостен.
— Но тоже боишься насилия и жестокости, так ведь?
Он не ответил.
— Чтобы победить страх, даже в животном, надо докопаться до причины его возникновения, — продолжил я. — И попытаться обращаться с этим животным совсем по-иному.
Тостен рассмеялся, явно смягчившись.
— Можно просто его прирезать.
Если бы за нашей беседой наблюдал посторонний, он непременно решил бы, что мы тронулись умом. Закованные в цепи и подвергшиеся пыткам люди не болтают, находясь в сырой вонючей камере, о разных глупостях, и уж тем более не смеются.
— Ты собираешься вызволять нас отсюда? — спросил Тостен. — У тебя ведь есть такая возможность. Для этого требуется всего ничего: переметнуться от одного мерзавца, которому ты присягал на верность…
— К другому, еще более опасному, — закончил я его мысль. — Вообще-то у меня есть план поинтереснее.
Указательным и большим пальцами левой руки я коснулся своего кольца. С того самого момента, когда я сжег трупы деревенских жителей, я больше не пробовал прибегать к помощи магии. Нетренированное колдовство опасно, может привести даже к смертельному исходу.
К моему великому удивлению, у меня все получилось. Волшебство мгновенно наполнило мою заледеневшую руку приятным теплом. А через несколько мгновений у моих ног уже лежал Орег.
Трясясь, как будто в лихорадке, он вцепился мне в запястье и запричитал ужасающим дрожащим голосом:
— Только не оставляй меня больше… Никогда… Не уходи от меня так далеко… Пожалуйста…
На него было больно смотреть. В первое мгновение я подумал, что убил бы того подонка, который заставил его так мучиться, если бы знал, кто он. Но тут же вспомнил про рассказ Орега об отце, которого давным-давно не было в живых. Пожалуй, кроме Орега, я не знал человека, чей родитель в своей безжалостности превосходил моего. Наверное, это сходство сближало нас сильнее, чем волшебная сила кольца.
Тостен приподнял голову и в ужасе уставился на содрогавшегося у моих ног Орега, который походил сейчас на припавшую к хозяину избитую собаку.
— Что ты с ним сделал? — спросил он и с отвращением отвернулся.
— Я ничего с ним не делал, Тостен, — ответил я. — Дадим ему немного прийти в себя, а потом я все тебе объясню.
— Где мы находимся? — спросил Орег почти нормальным голосом.
— В Буриле, — проворчал Тостен, понимая по моему молчанию, что я не в состоянии ответить. — Это владение Гарранона.
— Гарранона?..
Я сильно удивился. Поверить в то, что Гарранон связан с ворсагцами, не представлялось мне возможным. Хотя… О Бастилле я тоже был совершенно другого мнения.
— Как вы сюда попали? — спросил Орег. — И где Бастилла?
— Именно она и привезла нас сюда, — ответил я, пытаясь держаться как можно более непринужденно. Когда разговариваешь с человеком, который, как раб, прижимается к твоим ногам, то чувствуешь себя крайне неловко. — Бастилла действительно невольница. Но не Сирнэка, а Кариана. Из его слов я понял, что в его рабыню ее превратили в храмах Колиты. Подобное возможно?
