Изабо остановилась, осознав, что говорит очень громко, пытаясь заставить Майю понять. Потом продолжила тише:
— К сожалению, большинство из нас выносит из этого путешествия не достаточно, чтобы проложить самый лучший курс для нашей жизни. Мы садимся на мели, идем ко дну под натиском волн или оказываемся выброшенными на скалы, иногда много-много раз подряд, прежде чем научаемся распознавать признаки опасности. А тот выбор, который мы сделали в прошлом, определяет курс, которым мы плывем, ибо именно то, как мы предпочитаем действовать и реагировать на повороты судьбы, делает нас теми, кто мы есть.
Майя неотрывно смотрела на нее, подавшись вперед, чуть приоткрыв губы.
Изабо продолжила:
— Но я думаю, что та метафора, которую мы используем в Шабаше, в некотором отношении более точна, поскольку думать о нашей жизни как о корабле означает считать себя обособленным от других, полагая, что наш выбор влияет лишь на наш собственный курс. А это совершенно не так. Наши жизни, наши судьбы — они как нити, сплетенное в материю целого мира. Сами по себе они уникальны, отдельны, и все же переплетены с судьбами других. Стоит вытащить хотя бы одну нить, и все полотно распустится.
Майя молчала. Изабо видела, что ее руки, лежащие на коленях, плотно сжаты.
— Так как же вы можете действовать, если ваши верования именно таковы? — сказала она наконец. Ее голос был хриплым. — Каждое действие вызовет такие далеко идущие последствия…
— Да, оно и вызывает, — согласилась Изабо. — И иногда совершенно превосходящие все то, что мы можем вообразить. Однажды я перевернула пару игральных костей, чтобы в ту ночь мой приятель не остался голодным. Я до сих пор поражаюсь некоторым результатам того выбора. Твое пребывание здесь, на этом коралловом островке — это одно из его далеко идущих последствий. Но не только того выбора, что я сделала тогда, разумеется. Многие силы, приведшие тебя сюда, спустил с привязи твой собственный выбор и выбор других людей: твоего отца, Жриц Йора, твоего мужа, Лахлана…
— Да, я понимаю, — сказала Майя с легкой дрожью в голосе. — Это все так странно. Интересно…
— Поступала ли бы ты по-другому, если бы знала? Может быть, твое настоящее стало бы другим, если бы другим было твое прошлое, но опять-таки, может быть, и нет. Ты сама сказала мне, что тобой двигали силы, неподвластные тебе, амбиции твоего отца и жриц, ненависть к людям, взращенная в тебе с рождения. Возможно, это действительно так, и ты не могла на своем пути сделать другой выбор.
Повисла долгая тишина, которая странным образом не разделяла, а сближала их, поглощенных каждая в свои мысли. Потом Изабо пошевелилась.
— До сих пор.
— Прошу прощения?
— Возможно, настало время тебе сделать другой выбор.
Она ощутила, как Майя напряглась, закрываясь. Изабо сказала быстро:
— Я тут думала… — она заколебалась. — Мне кажется, вам с Бронвин пора вернуться в Эйлианан.
Майя резко выпрямилась, метнув на нее гневный взгляд.
— Ты что, не в своем уме?
— Мы с мальчиками заперты здесь, — сказала Изабо. — Мы не можем вернуться на материк без твоей помощи. У меня нет никакого способа сообщить сестре, где мы находимся, поскольку я не могу связаться с ней мысленно через море. Доплыть до берега мы тоже не можем — слишком далеко. Мы не можем подать знак проходящему мимо кораблю, потому что если здесь кто-то проплывает, то это только пираты, которые убьют нас. — И, хотя она не стала говорить об этом Майе, Изабо знала, что не может превратиться в птицу и пролететь это расстояние, потому что еле пережила последний приступ колдовской болезни. Использовать магию для нее еще некоторое время было слишком опасно.
— А что с нами сделает твой любящий зять, если мы вернемся в Эйлианан? — ледяным тоном спросила Майя. — Повезет еще, если меня повесят, потому что тогда я по крайней мере избегу сожжения на костре, что он грозился сделать со мной, если когда-нибудь поймает! А Бронвин? Ты сама забрала ее и бежала из Лукерсирея из страха, что он что-нибудь сделает с ней, своей собственной племянницей.
— Да, но Лахлан теперь старше и уже не так боится потерять корону, — возразила Изабо. — А если ты будешь той, кто поможет ему вернуть сына и наследника, он не будет так скор на расправу. Кроме того, Фэйрги с каждым годом грозят нам все больше и больше. Ты могла бы посоветовать ему, как одержать над ними победу…
Майя хрипло рассмеялась.
— Ох, до чего же ты наивная! Как только ули-бист заполучит меня в лапы, а его сынок в целости и сохранности окажется в материнских объятиях, думаешь, он посмотрит на то, что я помогла вернуть его? Думаю, я знаю его лучше, чем ты! Он ненавидит меня, слышишь, он ненавидит меня всей душой.
— Ты не должна называть его ули-бистом, — возразила Изабо. — Лахлан не чудовище! Он правил милосердно и мудро с тех пор, как взошел на престол, и хотя на него временами находят приступы дурного настроения, ты не можешь винить его, если вспомнишь, через что он прошел еще мальчиком. Ведь его отец и все три брата были убиты, а его самого превратили в дрозда! Ему было очень нелегко снова приспособиться к жизни в облике человека, да к тому же еще и всеми преследуемого изгоя, а не почитаемого прионнса.
Майя открыла было рот, чтобы сказать какую-то колкость, но Изабо продолжила запальчиво:
— Кроме того, все это было делом твоих рук, Майя. Ты превратила его и его братьев в дроздов и натравила на них свою ужасную жрицу-ястреба, и ты околдовала его старшего брата и высосала из него все жизненные силы и энергию, доведя до смерти, и ты приказала сжечь всех тех ведьм. Лахлан вправе ненавидеть тебя! А ты злишься и негодуешь потому, что утратила свою власть, богатство и восхищение подданных и теперь живешь в изгнании на этом крошечном островке. Ну так вот, ты здесь в результате своего собственного выбора. Пора тебе принять эти последствия. Ты не можешь скрываться здесь до конца жизни…
Майя резко поднялась.
— А кто говорит, что я собираюсь это делать? — ухмыльнулась она. — Разве мой муж на смертном одре не объявил Бронвин законной наследницей и ее не провозгласили банри? До сих пор еще остались те, кто ропщут против правления Крылатого Самозванца.
— И кто же это? — воскликнула Изабо. — Что-то я не вижу никого из них на этом островке.
Но Майя развернулась и ушла в ночь, оставив Изабо в одиночестве и со смятенной душой и сердцем. Я все время делаю одни и те же ошибки, сначала говорю, а потом думаю, подумала она сокрушенно. Когда же я чему-нибудь научусь?
Дружеские отношения, установившиеся между Изабо и Майей, сменились молчанием, которое, казалось, так и дышало враждебностью и недоверием. Хотя они и продолжали быть вежливыми друг с другом, каждую занимали свои мысли и переживания.
Шли дни, и силы постепенно возвращались к Изабо. Она уже начала думать, что единственной оставшейся ей возможностью было оставить мальчиков на острове, а самой снова превратиться в лебедя и полететь на поиски помощи. Она не только жаждала оповестить всех о том, что они живы и здоровы, но и сходила с ума от беспокойства за королевский флот, навстречу которому плыли пираты, поскольку несмотря на все ее попытки, Изабо удалось вывести из строя всего несколько пиратских кораблей. Но она не отваживалась проделать это, не только из-за колдовской болезни, но и из нежелания оставлять мальчиков на попечении Майи на то время, пока ее не будет. Что сделает Фэйргийка, если будет знать, что Изабо вернется на остров с Лахланом и его людьми?
