Больше этот вопрос он нигде не поднимал.
* * *
Вскоре началась предвыборная кампания, и ее ход был для сторонников Примакова и «Отечества» удручающим. Ни бывший премьер-министр, ни мэр Москвы не смогли ничего противопоставить грязным методам ведения борьбы, которые были вполне ожидаемы. Руководство движения, которое поддерживала большая часть населения России и которое реально претендовало на победу, проявило политическую недальновидность, действовало вяло и, по существу, полностью обанкротилось.
На черный пиар оно не только не ответило тем же, но не смогло дать отпор потоку грубой клеветы, чтобы защитить доброе имя своих лидеров. В чем их только не обвиняли! И в сокрытии имущества, и в плохом руководстве. Даже в коммерческих махинациях членов семьи. На все инсинуации лидеры движения отвечали тем, что подавали на клеветников в суд. Это нисколько не помогало, так как яд клеветы воздействовал на миллионы избирателей, а сообщения о наказании «телекиллеров» проходили почти незамеченными.
Артём Сергеевич был крайне расстроен происходящим. Он не мог спокойно наблюдать за утратой «Отечеством», казалось бы, прочных позиций. Но и снова идти в бездарный политсовет движения считал ниже своего достоинства.
— Всей этой грязью умышленно отвлекают внимание избирателей от неспособности нынешней власти наладить нормальную жизнь, — с горечью сказал он Варе, когда они, сидя у телевизора, смотрели информационную программу. — Продажные комментаторы «мочат» как раз тех, кто способен вывести страну из тупика. И похоже, что им снова удастся задурить головы избирателям! — Наумов тяжело вздохнул. — Нет! Надо что-то сделать, чтобы открыть людям глаза. Они не должны мириться с теми, кто их нагло обворовывает, и добровольно отдавать им власть. Нужно поставить мою пьесу!
— А что это теперь даст? — скептически отозвалась Варя. — Поезд-то уже ушел! Мне кажется, что лидерам «Отечества» уже ничего не поможет. Особенно мэру, которого не только самого очернили, но даже супругу. И уронила его в глазах нищего населения вовсе не клевета, а демонстрация богатства.
— В этом ты права, — согласился. — Хотя, симпатичный прототип мэра в моей пьесе и улучшит к нему отношение. Но главное значение ее постановки будет заключаться в разоблачении двуличности и преступной сущности нынешней власти. У пьесы теперь новое название — «Оборотень» — и она должна призывать к смене прогнившего режима!
— Но кто же сейчас её поставит? Театры испытывают финансовые трудности, — с сомнением покачала головой Варя. — Надеешься, что сколько-нибудь денег даст мэрия? По-моему, им сейчас уже не до этого.
— Да, теперь туда обращаться бесполезно, — удрученно сказал Наумов. — И в театры, наверное, тоже. Но у меня появилась идея, как быстро и без больших затрат произвести ее постановку. — И объяснил: — Театрам нужны спонсоры, и на постановку уйдет слишком много времени. Поэтому есть смысл заинтересовать моей пьесой студенческие студии. Она ведь очень злободневна и обратит на себя внимание тем, что в ней остро критикуется власть. Продажные СМИ на это непременно отреагируют, поднимется шумиха, что и требуется!.
— А почему ты так уверен, что ее не замолчат, — усомнилась Варя. — Вряд ли прислужникам власти выгодно поднимать этот шум.
— Им, конечно, невыгодно, и они не так глупы. Но, к счастью, не все еще телеканалы в руках правящей клики, — ответил Артём Сергеевич. — Они-то не только заметят, но и, как я надеюсь, покажут этот спектакль широкому зрителю. Лишь бы успеть до выборов. Время-то еще есть.
Приняв решение, он с присущей ему энергией приступил к осуществлению своего замысла.
* * *
Поначалу Наумов решил попытать счастья в студенческом театре-студии МАИ, в котором когда-то выступал сам, и здесь его ожидала удача. Женщина — художественный руководитель театральной труппы, ознакомившись с пьесой, переданной им ей лично, на следующий же день ему позвонила, и выразила живую заинтересованность.
— Пьеса сильна драматургией и весьма актуальна, — одобрительно отозвалась она о его детище. — В ней есть все, что сегодня волнует зрителей. Я охотно приступлю к постановке, если профком МАИ выделит средства. Но все равно нам надо встретиться, так как требуется внести существенные поправки.
— А какие именно? — поинтересовался Артём Сергеевич. — Наверное, тяжеловаты диалоги?
— Ну, это поправить легче всего. Речь идет о более серьезном, — озабоченно сказала женщина. — Нам не потянуть такого количества действующих лиц, и три акта слишком много. Пьесу придется сильно сократить. Вы на это согласны?
— Согласен, если не будет выхолощено основное содержание, — ответил Наумов. — Я и сам сомневался, нужен ли первый акт с детством героев. Он осложняет постановку пьесы.
— Вот именно. Хорошо, что вы это сознаете, — удовлетворенно сказала худрук. — Я набросала свои предложения, и, если вас устраивает, мы их можем обсудить завтра в клубе МАИ. Буду там после часу дня.
Их встреча оказалась очень плодотворной. Поработав больше двух часов, они исключили первый акт, и убрали ряд эпизодических персонажей, сократив число действующих лиц вдвое. Совместная работа и полное взаимопонимание их сблизили, и, когда были согласованы все поправки, Артём Сергеевич нашел эту не очень молодую и некрасивую женщину довольно привлекательной. Лишь теперь он заметил, что у нее прекрасная фигура, и под толстыми стеклами очков большие умные глаза.
Все бы было хорошо, если бы в конце его визита не выяснилось, что тех денег, которые может выделить на новую постановку профком МАИ, явно не хватит. Оказалось, что Юлия (так звали худрука драматической труппы театра) уже там побывала, и ей обещана помощь.
— Наши общественные организации поддерживают «Отечество», а ректор — личный друг мэра, — объяснила она. — Вот почему мне сразу разрешили поставить вашу пьесу. Но в профкоме нет денег, и дают лишь половину того, что требуется. — Она с недовольным видом пожала плечами. — Что поделаешь, такие сейчас времена! Придется начать репетировать «на авось» в надежде, что остальное добавит из своего фонда ректор. Если откажет, остановим работу над пьесой и будем искать спонсоров.
И хотя Артём Сергеевич ушел от нее в хорошем настроении, в его душе поселилась забота о том, где раздобыть недостающие средства на постановку пьесы. Прикинув в уме все возможности, в том числе и повторное обращение в мэрию, он пришел к выводу, что реально ему может помочь только его друг Максименко. Николай Павлович вел свой бизнес успешно, и его состояние непрерывно росло.
Упускать драгоценное время было нельзя, и Наумов с утра позвонил ему, попросив о встрече. Максименко очень любезно принял его в своем роскошном кабинете, велел секретарше принести традиционный кофе и, усевшись напротив за совещательным столом, сказал:
— Ну, выкладывай, какая у тебя просьба! Я уже по тому, как ты говорил со мной по телефону, понял, что тебя здорово припекло, — с высокомерно усталым видом произнес он, откинувшись на спинку мягкого кожаного кресла. — Меня последнее время просители просто замучили! Всем чего-то от меня надо. Ссылаются на какие-то свои заслуги. Но я помню мудрое правило: если не хочешь потерять друга, не давай ему взаймы.
