Она слушала, широко раскрыв глаза, мои описания визирей в одеяниях цвета свежей листвы, казначеев, блистающих алым шелком, улемов и мулл, неколебимых в своих пурпурных и темно-синих одеждах. Девушка была особенно польщена, когда я упомянул французских инженеров, сразу заметных в толпе благодаря непокрытым головам и карманьолам.
Естественно, я не мог пойти вместе с мисс Адамс в сераль для того, чтобы передать письмо Накшидиль-Султан. Мне пришлось немало похлопотать, чтобы ее туда пустили. Когда я объяснил, что имя Накшидиль обозначает «прекрасная картина, вышитая в моем сердце», девушка нежно улыбнулась. С глубочайшим почтением и не желая продемонстрировать неуважение к саду Счастья Могущественного Халифа, я позднее попросил мисс Адамс описать ее впечатления от дворца. великого султана и от сераля. Она удивлялась всему совершенно искренне – монументальной элегантности башни Правосудия и воздушному изяществу Ваших павильонов, смотрящих на Золотой Рог. Чужестранка была поражена пальмами и кактусами, цветущими рядом с платанами в садах, которые ей показались райскими. Затем ее проводил в сераль к Накшидиль-Султан один из специально отобранных черных евнухов».
Люси сидела в одиночестве на скамейке рядом с храмом Святой Софии. Купол древней византийской базилики вздымался над сверкающими водами Стамбула, подобно панцирю огромной розовой черепахи. Здание было превращено в мечеть после того, как Константинополь был захвачен турками в 1453 году, и, как гласил путеводитель, известный оттоманский архитектор решил проблемы его хрупкого купола, достроив по периметру контрфорсы. Но не история Стамбула занимала мысли Люси. Все утро она провела, волнуясь о судьбе Желанной Адамс. После завтрака она получила записку от Эндера, приглашавшего ее встретиться во дворце Топкапи в полдень.
Перевод, который он дал ей, заканчивался на том месте, когда Желанная практически встретилась с последней любовью Казановы, но Люси подозревала, что шевалье чего-то не договаривает. Что же он скрыл от Желанной Адамс? Она была уверена, что Казанова любит ее родственницу и вряд ли променяет ее на Эме. И все же девушку смущало, как странно улыбнулся Эндер, когда она спросила его, когда же он переведет историю до конца, а то напряжение уже стало невыносимым. Она не очень хорошо его знала, однако чувствовала, что здесь что-то не так.
Люси увидела, как Эндер идет ей навстречу, не слегла фланируя сквозь толпу туристов рядом со стоянкой такси. Девушка поднялась со скамейки и окрикнула его, и Эндер поспешил к ней, улыбаясь. Вместе они прошли сквозь Императорские ворота дворца Топкапи. Внутри Люси увидела сады роз и коротко подстриженные газоны, укрытые тенью платанов и елей, росших рядом с колючими кактусами и кустами мирта. Если не принимать во внимание изящные пики дворцовых башен, она и Эндер вполне могли бы быть сейчас в монастыре где-нибудь в Швейцарии. Если Афины с их туманным золотым светом были типичным средневековым городом, то Стамбул производил впечатление зеленого европейского города, расположенного на живописном морском берегу. Вот только во дворце, этом сердце империи, располагался огромный гарем. Оттоманские султаны преуспели в практике полигамии, усвоенной ими от арабских кочевников, которых они в свое время покорили.
Эндер коснулся ее руки и указал на высокую каменную арку, украшенную золотой исламской вязью над входом.
– Сераль, – сказал он торжественно.
Они присоединились к группе туристов, двигающихся на входе подобно рыбам, преодолевающим встречный поток. Затем прошли по огромным темным залам с железными решетками и высокими деревянными шкафами.
Наконец все туристы оказались в апартаментах султана и встали рядом с широким панорамным окном. Люси представила, как Махмуд стоял здесь, наблюдая за своей матерью Эме и за другими женщинами, купающимися в бассейне внизу. Гид тем временем рассказывал, что султан должен был выбирать себе новую женщину, посещая свою мать. Если ему нравилась девушка, подающая им чай, то он давал ей платок, служивший своего рода символом. Люси была удивлена, что богато украшенная ванная комната матери султана соседствовала с ванной ее сына.
– О чем ты думаешь? – прошептал Эндер.
– Об Эме. Представляю, как она жила здесь. Бедняжка!
– Не забывай, быть рабом в гареме – это совсем не то же самое, что быть рабом на юге Соединенных Штатов, – ответил Эндер. – С этими женщинами и их слугами обращались как с подчиненными, а не как с низшими существами.
– Все жены султана жили в изоляции. По мне, так это судьба низшего существа.
– Да, возможно. Раньше вообще было плохо быть женщиной.
– Моя мать сказала бы, что в эпоху неолита дело обстояло лучше, – улыбнулась Люси.
Они покинули лабиринт тенистых, украшенных мозаикой комнат гарема и пересекли двор, чтобы пройти в сокровищницу. В верхней галерее был портрет Селима III – того самого султана, к которому обращался писец. Он выглядел добродушно: тусклые, сонные глаза и узкий нос. Убийцы Селима, сказал Эндер Люси, были предателями-янычарами, недовольными попытками султана реформировать армию на французский манер. Рядом висел портрет Махмуда, сына Эме. Эндер прошептал, что Махмуд не похож на Селима, возможно, потому что у них были разные матери. С картины на посетителей смотрел мужчина с большими умными глазами и маленьким злым ртом, частично скрытым черной бородой.
– Он выглядит так, как будто его правление прошло в разочарованиях, – сказала Люси.
– Может быть. Махмуд старался изменить дресс-код: заменить фески на сюртуки, – ответил Эндер. – Между прочим, он оказался более удачлив, проводя реформы по западному образцу, чем Селим.
Во дворе они нашли тихую скамейку в тени, вдали от суеты дворца.
– Ты ведь уже закончил переводить текст, не так ли? – спросила Люси.
Эндер кивнул.
– А почему ты мне ничего не говоришь?
– Сейчас не время. Я хочу сначала подготовить тебя. Вернее, не совсем так. Люси, я не знаю, как подготовить тебя, – и жду, когда меня осенит идея.
– Я так понимаю, что это предупреждение? Значит, хорошего финала ждать не приходится?
Эндер не ответил. Вместо этого он вытащил из сумки несколько страничек и передал их девушке. Она принялась за чтение с замиранием сердца.
«В личных апартаментах Накшидиль-Султан мисс Адамс увидела большие кресла с бледными сатиновыми подушками, гигантские зеркала в золотых рамах, покрытых растительным орнаментом, и красивые столики из древесины атласного дерева, на которых стояли сладко пахнущие сосуды с ароматическими зельями.
Когда в комнату вошла Накшидиль-Султан, мисс Адамс лишилась дара речи при виде возлюбленной султана, одетой в шелковое платье, изукрашенное изумрудами и рубиново-красными гвоздиками. Когда Накшидиль двигалась, ее волосы цвета пшеницы сверкали блеском маленьких бриллиантов. Без лишних слов мисс Адамс вручила ей письмо старого джентльмена и принялась ждать.
Но Накшидиль – Султан отдала письмо обратно мисс Адамс, недоуменно качая головой.
