Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
В эту секунду Свиридов с ужасом поймал себя на том, что со скином ему было бы проще: у скина были понятия о верхе и низе, добре и зле, и с ним еще можно было договориться. А Панкратов никогда не напал бы на Свиридова по национальному или идейному мотиву, но спокойно съел бы его с соевым соусом, окажись так надо для попадания в первую пятерку, или как там у них называлась головка организации; еще долго объяснял бы повару, как именно сготовить.
— Ладно, ладно. А как же тогда внутренние враги?
— А чего внутренние враги? — Панкратов, кажется, начинал подозревать, что этот длинный над ним издевается. — Вы чего, не видите внутренних врагов?
— Но идеологии-то нет.
— И что, если нет? Есть территория, она суверенна, в ней нефть, на нее посягают. Вы сами, что ли, не видите, как посягают? Вон Олбрайтиха сказала, что у России слишком много нефти, что ресурсы несправедливо распределены. Вы думаете, внутри так никто не думает?
— Думают, думают. — Свиридов не был настроен на дискуссии. Он не знал, зачем Панкратов затеял весь этот разговор. — Получается фашизм без идеологии, так?
Он думал, что Панкратов обозлится на эту формулировку, но он все улыбался.
— А что плохого? Если б не идеология, что бы такого в фашизме? Объединил нацию, работу дал всем. Промышленный рост был вы знаете какой? Если бы они не были антисемиты, это была бы великая страна. Но поскольку во главе стоял маньяк, то все и кончилось. А если бы адекватный менеджер, то и сейчас бы все стояло…
— Вы провоцируете меня, что ли? — спросил Свиридов. — Я со всем согласен, так и напишите. Хотят отнять нефть, посягают на суверенитет.
— Да ладно, — снова улыбнулся Панкратов. Он был совсем мальчишка, двадцать два года, не больше, чего мы боялись, Господи. — Я не по врагам. Я по любви и дружбе. Помните акцию с рукопожатиями? Конкурс, кто больше рук пожмет? Это я. Студенческие семьи — тоже я, когда гондоны надували.
— А вы надували?
— Да ладно, все знают. Это громкая акция была. Дуть, пока они не лопнут, чтобы люди размножались. Кто больше всего гондонов испортит, тому девушка из «Своих». Потом кинули, конечно.
У Свиридова закружилась голова.
— Хорошо, — сказал он. — Я-то чем могу быть полезен?
— Это деловой разговор, — кивнул Панкратов. — Это вы уже правильно. Давайте так: вы пишете для «Родненьких», я справки наводил. Дело хорошее. На базе «Родненьких» я вам берусь за три месяца сделать движение. Будут «Родненькие», даже лучше, чем «Свои». Все связи у меня, телефоны, вся сеть. Я восемьсот человек за час могу на улицу вывести легко.
— Зачем?
— Ну как зачем? Делаем общественное движение. Нагибаем каких-нибудь врагов. Приглашаем в программу и нагибаем. Потом марш, против семейного насилия. Знаете, сколько семейного насилия? Я проверял, каждая вторая семья, только скрывают. Это и вам пиар, и этим креатив, — он ткнул пальцем в потолок. — У них же нет совсем креатива. Я вам нарисую движение в пять минут вообще. Если Мутнов согласится, все в пополаме. — Мутновым звали генпродюсера «Спецпроектов», где делали «Родненьких». — Можем нацболов размазать, их запросто можно, никто не заступится. Потом Гусева можно. На него наверняка что-то есть, я знаю, он много наследил.
— Гусева? — переспросил Свиридов. — Друга вашего?
— Ну да. Если никого не мочить, креатива не построишь. С пиндосами сейчас не выйдет, уже надоело. Можно по грузинам подумать, не принципиально. В общем, если вы меня туда отведете, я им сам все объясню.
Свиридов испытывал мучительное желание начистить ему рыло или хотя бы послать, но понимал, что у инопланетянина это не вызовет сколько-нибудь адекватной реакции. Он не обидится, не задумается, даже не удивится. Он пойдет к Каширину, который только что застучал его самого, и напишет, что Свиридов растлевал малолетних, а поскольку все и так знают цену Панкратову и его доносам, никто не будет даже проверять. Это примут как данность, как идеальный предлог, ибо смысл выхолостился давно, искать его не следовало, — остался чистый ритуал стука, сажания, истребления, карьерного роста, надувания гондонов, размножения, разложения… Главное было — не заговаривать о смысле, это было единственное, что не прощалось.
— Я вас могу свести с Мутновым, — кивнул он.
— Когда? — деловито спросил Панкратов. — Завтра я занят, есть у меня еще одна задумка…
Он помнил, что надо продавать себя подороже, все-таки занят, кому-то нужен…
— Я думаю, через месяц, — сказал Свиридов. — Вы пока схему продумайте.
— Боитесь? — по-своему истолковал Панкратов его уклончивость. — Думаете, я порченый теперь, да? Так и вы порченый, и они вас там держат. Вы что, написать на меня хотите?
— Я никогда ни на кого не пишу.
— А хоть и пишите! — Панкратов от дружелюбия мгновенно перешел к агрессии, и только теперь стало видно, как он уязвлен внезапным падением: ведь в шаге был от шоколада, в шаге, а теперь унижается вот перед кем. — Пишите все, у меня человек сидит и пишет весь этот разговор!
Он ткнул большим пальцем себе за спину. Угрюмый юноша с челкой, спадавшей на лоб и прикрывавшей, видимо, алые бутоны созревания, поглядывал на них и время от времени что-то нажимал на мобильнике. Может, блефуют, а может, и пишет. Есть пишущие мобильники.
— Очень предусмотрительно, — сказал Свиридов.
— А приходится, — широко улыбнулся Панкратов, снова мгновенно переключая регистр. Видимо, это стремительное переключение входило в набор обязательных умений местного, своего, родненького.
— У меня только один вопрос к вам, Максим, — сказал Свиридов. — Постарайтесь вспомнить, это очень важно. Вы «Команду» смотрели?
— А как же?! — обрадовался Панкратов; тема, видимо, была ему знакома. — Как иначе, у нас все на нее ходили. Мы целый поход делали. Наше новое кино. Кто больше всех раз посмотрит, тому диск с автографом Гаранина.
— Нет, но сами вы когда смотрели?
— В первый день, как вышла, — гордо сказал Панкратов. — Нас от штаба отправили в «Октябрь». Я Олю Щукину видел, автограф взял. В щечку меня поцеловала, — он ткнул пальцем чуть ниже глаза. — Мы все трое должны были пойти, только Бобер не смог. К нему Жека прилетела из Новосибирска, ей на следущий день надо было назад, на отчетную конференцию. Он ее не мог провести, дома валялись.
— Ишь ты, — сказал Свиридов. — Не чужд, не чужд. Не было его, значит?
— Не было.
— И тоже исключили?
— Тоже, — сказал Панкратов. Он смотрел на Свиридова с изумлением. — Вы что думаете, что нас за «Команду»? Она же нацпроект…
— Нацпроект, нацпроект, — кивнул Свиридов. — Я вам позвоню, давайте телефон.
Все опять не сходилось, вот в чем дело. Составитель списков снова оставил лазейку для неверия — можно подумать, только этим и занимался.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
