Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
Ее зовут Изодора. Притаился за углом, слышал, как немец в полночь окликнул ее с балкона: Изодора, тебе не холодно? Покачала косматой, точно у наших девчонок, головой. Не зябнет… кровь не как у нас… инопланетянка. Отец на нее запал… Нож точим друг на друга. Приехал Лямзин – я притаился в недостроенных стенах. Беспокоился мужик: а Саня выполнит уговор? не выкинет мою тачку? Отец злобно рассмеялся: а кто ж на него запишет? это только так говорится… чтоб не ленился. Ненавижу. На днях мне исполнится восемнадцать… Женюсь на ней… Чур, чур меня… на ведьмах не женятся. Ника совсем свихнулась – вчера за ней пожаловали сразу две машины. В одной четверо, в другой трое. Эти после короткой разборки уступили. Хорошо отец был под кайфом, не врубился. У матери крыша едет с обиды – мы трое рехнулись, никто на нее вниманья не обращает. Сегодня в сумерках плеснула на Изодору кипятком из кружки, будто не видит. Ветер как ломанет – и всё обратно… еле успела отскочить.
Татьяна на Изодору, Кирилл Семенов на Маматовых. Стоит у своей калитки в рваной советской майке с бретельками, кудрявый и белокурый. Чешет препорядочный живот, поджидает Антона Ильича. Кириллова калитка забаррикадирована, поперек дорожки – подъемный кран с надписью: НЕТ! НЕТ! НЕТ! Уцелевший конструктор оборонки, безумный и гениальный, в момент конверсии вывез с завода целый цех списанных станков. Вырыл под своей половиной дома подвал глубиной в три этажа и краном спускал туда оборудованье. Соседи натравливали на него ФСБ – не вышло: сам оказался ихний. Жестянщик загромоздил железом все пространство, кроме одной комнаты в коврах, где живет с юной женой Валей – хохлушка, работала в столовой – и двухлетним сыном Алешей, похожим на него, как обезьяныш на обезьяну. Основная страсть Кирилла не любовь, а ненависть – к чуркам. Ходит на сборища РНЕ, но за Маматовыми права на русский национализм не признает, относя их к чуркам же. Образовал с Ярославом – тот тоже националист, и весьма ярый – общество защиты Антона Ильича. Ничтожная доля немецкой крови в Кригере даже импонирует Кириллу, придавая делу некий фашистский шарм. Ярослав – бог его знает, а Кирилл с Антоном Ильичом оба из бывших. Кригер потомок кого-то из когорты философов, выдворенных большевиками в двадцатых годах. Хорошее происхожденье. Кирилл из мелких заводчиков, и в том же состоянье сам мечтает оказаться с помощью советских основных фондов, находящихся у него под полом. Никуда не денешься – гены. Философ философствует, предприниматель предпринимает. Идет Антон Ильич, Кирилл преграждает ему дорогу. Излагает по существу следующее: принес с работы излучатель, каким убивают крыс на военных складах. Жена запретила использовать по назначенью: крысы сдохнут в труднодоступных местах между станками, станут вонять. Разумно. Так вот… проникнем в сад Троицкого… изведем Маматовых вместо крыс… Это как раз напротив. Ильич крестит разгоряченного шизофреника: что вы, что вы, Кирилл… дайте мне скорей свою адскую машину, от греха… а то наделаете дел. Идут к Кириллу. Огибают угол дома – начинает пищать сигнализация. Выходит Валя, тоже кудрявая, но темно-русого окраса. Очень миловидная, с русалочьими глазами. По естественности сошла бы за дриаду, но станом круглая, с приятной полнотой. Успокаивает сумасшедшего мужа, однако орудия убийства не отдает. Отпускает невменяемого на салтыковскую барахолку – покупка всякого технического хлама его конек. Сама же идет с коляской на вырубку, выгуливать малыша – Антон Ильич их охотно сопровождает. Нина с Ярославом уехали в Москву на работу, Изодора в их садике играет с яблоневыми дриадами. Мяч перелетел через забор, Алеша смеется. Выбежавшие дриады увязываются за честной компанией. Вскоре, сидя на горелом пне, Антон Ильич что-то пишет в блокнот над спящим мальчиком. Валя пляшет в хороводе дриад – у нее отлично получается. Сатир, прихрамывая, проходит опушкой, волочит в мешке собранные на поляне бутылки. Оранжевое солнце описывает дугу, доколе не шлепнется в мягкие верхушки сосен, оставив по себе рассеянный свет, и не уйдет светить другим странам.
Погожая осень еще держалась. Рано мерк день. Беспросветным вечером Антон Ильич заметил движенье в рядах неприятеля. Ника отпустила ни с чем приехавшую за ней машину и продолжала беспокойно выбегать за ворота с мобильником – возле дома он сети не брал. К ней подтянулась Татьяна. Переговаривались тихими тревожными голосами. Мальчик сидел с лампой на безобразно распираемой стене, свесив руки плетьми. Утром всеведущая Зинаида Андревна доложила Кригеру: Владислав Маматов арестован. Будто бы кто-то исхитрился снять скрытой камерой профессиональное избиенье задержанного узбека. В кадр вроде бы попало полспины маматовского начальника, шириною в целую спину. Но тот сразу поставил все на свои места: будешь молчать – я тебя очень скоро вытащу, заикнешься – сгною на фиг. Кригер готов был побиться об заклад: выдумка талантливой Зизи, с начала и до конца. Гадалка, но не такого класса…. не верю. А вот посмотрим, Антон Ильич… я никогда еще зря не говорила… дело развалят… ваш голубчик придет домой, не успеете оглянуться. Похоже на правду. Наверное, Зизи пропагандировала свою версию не только среди белого населенья. В воскресенье под накренившейся стеной, которую мальчик, выбиваясь из сил, пытался укрепить, собралась группа таджиков-узбеков. Пришли от леса – должно быть, те, что спали в землянке. Галдели по-своему, кто во что горазд. После выделили из своей среды запевалу не то корифея. Антону Ильичу показалось, что тот скандирует текст осудительного характера из Корана, остальные же повторяют хором. Позадь забора собрались все-все-все, понаблюдать за сценой: глуховатый Петр Карпыч, как следует глухой Роальд, шустрая Зинаида Сокова, Нина, держащая под руку Ярослава, и Кирилл Семенов с Валей, благо Алеша днем крепко спит. Ну и еще разные статисты белой расы. В милицию никто не звонил – пусть де чурки с чурками сами разбираются. Однако амплитуда гнева нарастала, и в какую-то минуту стало страшно. Не напрасно. Зашкалило… резонанс… падает стена… крик придавленного мальчика. Кригер бросается с балкона в светелку – и сломя голову вниз по лестнице. Выскочив из дверей, на мгновенье замирает. Ему вдруг становится понятно хоровое мусульманское проклятье: Аллах покарает жестокого! Аллах накажет нечестного! Позже узнаёт: Нина тоже слышала эти две фразы. Эффект вавилонской башни сработал с точностью до наоборот: дар пониманья внезапно сошел на них и тотчас был отнят. Сейчас не до осмысленья… Обдирая руки, разбирали завал. Наконец Ярослав поднял на руки Саню – без сознанья. Современная пастушка Зизи уж вызвала по сотовому «скорую помощь» – скоро и приехала. Татьяна села рядом с носилками, глаза сухие, красные. Закрыли дверь, поехали. Беда одна не ходит. Ника долго стояла на улице в длинном вишневом халате, купленном в Бекабаде, пыльном городе-спутнике неласкового Ташкента, бывшем рабочем поселке, лишенном тени и тишины. Промышленные его печи выплавили Маматовых… Ну, большое спасибо. Кригер очнулся – обе толпы разошлись, а менты не являлись. Гремело – близко холодный фронт, вчера обещали. И тут Антон Ильич сообразил, что Изодора уж два дня как не приходила – за треволненьями не заметил. Почувствовала обвал осени? надвигающуюся беду? Как бы то ни было, надо спасаться – вещи давно уж собраны. Электричка въехала прямо в грозу, ливень хлестал по стеклам, образуя рваные подтеки, конфигурацией напоминающие молнии. И в самих молниях недостатка не было – били чуть что не в дугу вагона. Настоятельно напоминал о себе безымянный общий Бог, под коим ходим. Плотная завеса дождя скрыла руины неугодной Ему башни.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
