— Ну что ж, девочки, — говорю я, — теперь остались только я да вы.
— Нет, ты и я, — говорит Скотти.
— И я, — говорит Сид.
— Вы готовы? — спрашиваю я. — Идем в палату?
Они заглядывают в дверь, но войти не решаются.
— Что-то мы делаем не так, — говорит Алекс. — Стоим тут и вроде как наблюдаем. Ждем…
— Я знаю, — говорю я. — Знаю.
Сид оглядывает коридор, затем смотрит на часы и проверяет свой мобильник.
— Ты кого-то ждешь? — спрашиваю я.
— Нет, — отвечает он.
Я вижу, что я его разочаровал. Конечно, он думает, что я должен был врезать Брайану, этому слабаку, который струсил бы и во «фруктовой битве»[50]. Он думает, что, если бы я рассказал Джули о связи ее мужа с Джоани, мне сразу стало бы легче. От этого мне и смешно и грустно, поскольку парень так ничего и не понял. Если кто-то и должен уже кое-что знать о бессмысленности мести, так это Сид.
— Может, выйдем подышать свежим воздухом? Или поедим? Можно взять морскую тарелку.
— Тогда, может быть, простимся с мамой? — говорит Скотти. — На всякий случаи.
Я заглядываю в палату.
— Нет, — говорю я, — не надо. Все в порядке. Мы скоро вернемся.
Прощаться нужно один раз, на второй у нас уже не будет сил, поэтому мы уходим, надеясь, что к нашему возвращению Джоани будет еще жива, и боимся признать, что, возможно, совершаем ошибку.
42
Когда мы возвращаемся в палату, Джоани еще жива. Жива она и на следующее утро. Мы снова сидим в полутемной комнате, смотрим на Джоани и ждем. Цветочные гирлянды привяли, особенно имбирь и жасмин, но еще продолжают источать тонкий аромат. Кончики пальцев Джоани поголубели. Я не знаю, заметил ли это кто-нибудь, кроме меня? Джоани живет без аппаратуры уже пять дней.
В дверях появляется Джой.
— Привет, Джой, — говорю я.
— Здравствуйте, мистер Кинг. К вашей жене пришла посетительница.
Я видел горе в глазах отца, который молча прощался с дочерью, но что-то во взгляде Джой, в том, как она смотрит в сторону, как она серьезна, пугает едва ли не больше.
— Кто? — спрашиваю я.
— Женщина. Не знаю, кто она. Пропустить или вы хотите побыть одни?
Я пытаюсь сообразить, кто бы это мог быть. Все свои с Джоани уже простились. Может быть, это Шелли?
— Хорошо, — говорю я, — пусть войдет.
— О’кей, мистер Кинг.
Джой уходит, и я не знаю, почему она так грустна. Жалеет ли она меня или себя, потому что мы больше не ее клиенты? Скорее всего, она просто ждет, когда освободится палата, чтобы убрать постель и приготовить ее для следующего пациента?
— Кто это может быть? — спрашивает Алекс.
Она убирает волосы за уши и расправляет блузку.
Только сейчас я замечаю, как хорошо она выглядит. На ней черные слаксы и свежайшая белая блузка с воротничком. На Сиде тоже рубашка и джинсы, которые даже не сползают вниз. Никто не просил их одеться прилично, и я удивляюсь, мне даже становится грустно, оттого что обошлось без моих просьб и наставлении. Зато Скотти все еще на полном моем попечении, о чем свидетельствует ее вытянутая футболка, которая свисает, как мешок, ниже шорт, и кажется, что, кроме футболки, на Скотти больше ничего нет. На спине у нее красуется надпись: «ЯРОСТЬ» и нарисован питбуль с мордой в пене, задирающий заднюю лапу на маргаритку.
— А если мы не хотим никого видеть? — говорит Скотти. — Это же наше время!
— Все, теперь поздно, — говорит Алекс.
— А если она из агентства по защите прав детей? — говорит Скотти.
— С какой стати, Скотти? Что ей здесь делать? — спрашиваю я и окидываю взглядом ее футболку, волосы и ногти.
— Чтобы забрать меня и Алекс, — отвечает она.
— Куда?
— Да ладно, я пошутила. Ага, испугались!
Сид сидит на стуле и нервно постукивает ногой; похоже, ему не по себе. Потом он перестает стучать, выпрямляется, его лицо проясняется. Я перевожу взгляд на дверь и вижу огромный букет белых роз, за которым лица вошедшей не видно, но я мгновенно узнаю эти темно-рыжие волосы и белые бледные руки. Джули Спир.
Она ставит вазу с цветами на стол и оглядывает свой светло-голубой свитер.
— Воду пролила, — поясняет она.
У нее на груди пятно, которое по какой-то странной иронии имеет форму розы.
— Вот, — говорит Скотти, — возьмите.
Она подходит к шкафчику, достает оттуда больничный халат и протягивает его Джули.
Та секунду мешкает, затем говорит «спасибо», вытирает пятно рукой, после чего окидывает взором нас и Джоани. Да, я сказал ей, что жена больна, но никак не ожидал, что она приедет ее навестить. Алекс берет вазу и ставит в углу палаты, поскольку на столике возле кровати Джоани и так полно цветов.
— Как мило, что вы пришли, — говорю я. — Не ожидал…
— Я понимаю — мы едва знакомы, но я все думала о вас и о девочках. Вы сказали, что ваша мама в больнице. Мне показалось, я должна ее навестить.
Ее руки слегка дрожат. Она подносит руку к груди и тяжело вздыхает. Я беру Джули за локоть и подвожу к стулу рядом с Сидом. Тот кивает ей.
— Знакомьтесь, это Сид. Сид, это миссис Спир.
— Джули, — поправляет меня она. Сил протягивает ей руку, которую она пожимает и почему-то говорит: — Спасибо.
— А где ваши дети? — спрашивает Скотти.
Джули словно тщательно обдумывает ответ:
— Они остались на Кауаи с моим мужем. Скоро приедут.
— Вы мамина подруга? — спрашивает Скотти.
Джули внимательно смотрит на Джоани, словно ответ на этот вопрос зависит от того, что она увидит.
— Нет, — наконец отвечает она. — Мы никогда не встречались.
Мы с Алекс обмениваемся недоуменными взглядами. Я заметил, что это началось у нас уже довольно давно. Когда происходит что-нибудь странное, или смешное, или неприятное, я первым делом смотрю на старшую дочь. «Что здесь делает Джули?» — написано у меня на лице.
— Изумительные цветы, — говорю я. — Спасибо, что зашли, Джули.
— Алекс, — подает голос Сид, — Скотти, давайте выйдем на минутку.
— Что? — говорю я. — Нет-нет, не надо. Вам совершенно незачем выходить.
Но Сид, легонько подталкивая Алекс в спину, выводит ее из палаты. Скотти уходит за ними и прикрывает за собой дверь. Мы с Джули остаемся одни. Я должен сказать ей, что моя жена умирает и что ей лучше уйти. Я подхожу к кровати.
