Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
«На века, не на века, но замысел есть, – сказал Николай серьезно. – То есть, был когда-то, потом я его забросил. Сам виноват – потому и на тебя не обижаюсь, хоть ты и насмехаешься невпопад».
«Да ладно, – махнул Царьков рукой. – Какие уж там насмешки. Волк, он тоже – зубы скалит да не смеется. И я бы стал художником с тобой на пару – Лизкин бы вон нарисовал портрет».
«Зубы скалить ты мастак, хоть и не волк, а с портретом, как ни странно, в точку, – усмехнулся Крамской и вновь зашагал по комнате. – Портрет – это лучшее, что можно сделать – и сделать совершенно по-разному. Я вот придумал – можно составить из мельчайших букв. Из букв будут слова, а из слов – история прототипа: содержание увеличится в разы! Только не знаю, будет ли кто-нибудь разбираться – в этом проблема чрезмерности содержания. Даже книг теперь не читают, если написано слишком много».
«Книги скоро все сожгут», – встрял Тимофей с остротой, но никто не засмеялся.
«Портрет буквами – это хорошо, – пробурчал Фрэнк. – Где-то я про это уже слышал».
«Ну да, – воскликнул Николай с досадой, – конечно, тут я не первый. Все идеи уже повторены по многу раз. И мысли, и цитаты – все предлагается в сотнях копий, так что почти и не отличишь. Мироздание заботится, чтобы важное не пропало – дублирует, страхуется, но не в этом же суть. Главное – в воплощении, лишь в нем глубина – иногда забираешься в такие дебри… Это я лишь предполагаю, я ведь, признаться, никогда не пробовал рисовать. И зря, нужно было решиться – но я все ждал чего-то, искал подсказок. А вдруг их не будет вообще?»
У него вспотели ладони, и голос предательски дрогнул. Он замолчал, не договорив, чтобы не выдать себя.
«Вообще, про содержание – это я с тобой соглашусь, – сказал из темноты Царьков, больше не балагуря. – Напряженно с ним нынче, глянешь вокруг – урод на уроде. Назад, к макакам, эволюция вспять – и сам ты среди них, и никуда не деться. Такая берет тоска… – он нервно зевнул. – Прямо-таки смертельная, как в могиле».
Слова повисли в воздухе и не хотели падать. Все зашевелились, задвигались, кто-то судорожно вздохнул. «Зря вы о смерти», – сказала Елизавета, забралась на диван с ногами и обхватила колени. Было понятно, что ей страшно, и она не хочет этого скрывать.
«Эй, Юрец!» – заорал Царьков, вскочил, подбежал к двери и стукнул в нее каблуком. Потом, подождав немного, крикнул еще раз, но охранник не отозвался.
«Черт их знает, где они и что, – сказал он в сердцах. – Это вот штука куда страннее, а вы – Пугачев, народный царь… Что ему хозяйская дочка, он править хотел – на троне. А попал не на трон, а в железную клеть – и мы теперь в клетке, вместо кабака с салфетками. – Он деланно рассмеялся, потом откашлялся и вдруг спросил Уайта Джуниора: – А ты как думаешь, Фрэнки, откуда на Пугача свалился царский жребий?»
«Мне трудно судить, – пожал тот плечами. – Наверное, так бывает, когда родишься под особой звездой».
«Хо-хо, – хмыкнул Тимофей, – что-то чересчур мутно. Я такое и про себя скажу, а жребия настоящего нет как нет. Ты ж, наверное, признайся, тоже под особой родился и ждешь своего случая тайком?»
Фрэнк вспомнил о ненайденном кладе и почувствовал, как сожаление кольнуло иглой, но тут же отступило в дальний угол – к обрывкам несущественного или случившегося не с ним. «Мне объясняли, – сказал он серьезно, – что моя звезда очень обычна. Одна китаянка – она хорошо понимала в этом. Она рисовала такие схемы – как называется, я забыл».
«Что ж, – заметил Тимофей рассеянно, – будем считать, что ей видней. – Он шумно глотнул из бутылки с водой, поставил ее на бильярдный стол и вновь крикнул во все горло: – Юрец!»
«Не отзывается, сволочь, – пожаловался он непонятно кому. – Может вообще уплыл, черт его знает. Хуже нет, когда не понимаешь смысла».
«Вот летит орел, а во рту огонь, по конец хвоста – человечья смерть… – Елизавета напевала негромко, забившись в угол дивана. – Летит птица тонка, перья красны да желты, а по конец ее – человечья смерть… Вот вам загадки, кто отгадает? Это мне бабушка пела, которая по отцу». – Голос ее задрожал, было ясно, что она сейчас заплачет.
«Ладно, ладно, Лизка, – Тимофей подошел к ней и сел рядом, – выкрутимся, не трусь. Явится кто-нибудь, назовется, предъявит… Небось бабки хотят – я отдам, откуплюсь. Вы-то здесь вообще ни при чем, сердцем чую. Эй, приятели, – обратился он к Николаю с Фрэнком, – давайте еще что-нибудь расскажите, отвлеките даму от мыслей».
«Ты и расскажи, – мрачно откликнулся Крамской. – Твоя очередь, не наша. Да и дама тоже твоя».
Его терзали плохие предчувствия и раздражение на все и вся. Выговорившись, он стыдился своей откровенности – того, что разболтал потаенные мысли едва знакомым людям.
Как же все глупо, – думал он в бессильной злобе. – Высшая сила, предназначение, знаки… А на деле – пустое. Пугачева тоже вели знаки – только чтоб погубить поизощренней. Может, то же самое и со мной? Может, в этом наша астральная связь? Шутки, шутки… – он невесело усмехнулся и покачал головой.
«Ну а что я, – пробурчал Царьков, – я-то не лунатик, я историй таких не знаю. Ну вот, например… – он помолчал. – Например, Сиволдайск стоит на воздушном пузыре. Его когда-нибудь проткнут – и все, городу кирдык. И будет у нас море… А еще, когда-то давно остался тут на зимовку персидский хан со свитой. Так ведь целый город голодал всю зиму, чтобы его прокормить».
Никто не выразил интереса, лишь Фрэнк слабо шевельнулся в темноте. «Н-да, – Тимофей почесал в затылке. – Ну, пожар у нас случился в оперном театре, так это с театрами везде бывает. Или вот, как-то раз тут исчез целый пруд. Большой такой пруд, чуть не озеро, прямо посреди рабочих бараков. Так работяги, на что уж привычные ко всему, не смогли там больше ни дышать, ни жить. Жилье побросали и расползлись по родственникам – столько всякой дряни обнаружилось на дне. Химия страшная, даже мухи сдохли – теперь там одни вороны, им все нипочем».
«Внезапно открытые тайны всегда бывают некстати, – пробормотал Крамской. – Даже у работяг».
За окном громко крикнула какая-то птица, и тут же завыла собака – с отчаянием и тоской.
«Ворон каркает на церкви – быть покойнику в селе, – промурлыкала Лиза. – Ворон вьется по-над крышей – быть покойнику в избе… Хороши вы все болтать, – сказала она вдруг, – а поймали вас, вы и не пикнули. Их было трое и вас – трое мужчин. Ладно я, слабая женщина».
«У них же оружие», – виновато ответил Фрэнк, а Николай лишь фыркнул и ничего не сказал. «Да чего ты, Лизка, – пробормотал Царьков с досадой, – ты ж видела, какой расклад».
«Закружил меня здешний леший, прямо как хозяйскую дочь. – Елизавета порывисто вздохнула. – Всех он нас закружил в каком-то смысле. А потом и в чащу завлек. Как его зовут, лесной дядя? – А на что я ему? Ни ягод с меня, ни грибов… И никто не гладит рукой мохнатой – а это, говорят, к богатству. И суженого я не высмотрела в снежной воде – сам явился и голову заморочил».
Она повозилась в темноте, устраиваясь поудобнее, потом усмехнулась: – «А вот я еще знаю…» – и стала говорить с выражением, будто читая книгу вслух:
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
