— Нет, — покачал головой старик. — Я со своими ребятами выехал уже на следующий день. За две недели до прибытия в Самарканд ученых. Нам еще предстояло осмотреться на месте. Собрать кое-какую дополнительную информацию. При себе я имел подробную информацию о каждом из участников экспедиции с их фотографиями. В том числе о Михаиле Евгеньевиче Массоне. Он должен был первоначально руководить раскопками. А также на двух студентов, которых перед самой поездкой отстранили от участия в экспедиции.
— Массон должен был руководить вскрытием гробницы? — удивленно переспросил Стриж.
— Да. Еще в 1929 году он подавал запрос в Совет народных камиссаров, чтобы ему позволили вскрыть могилу Тимура. А вы что, и его знавали?
— В свое время я слушал его спецкурс по среднеазиатской нумизматике… — Честно признаться, меня здорово удивило высказывание капитана. До сих пор я еще ни разу не слышал от Стрижа слова «нумизматика». А уж тем более не мог себе представить, что он настолько интересовался этой наукой, что даже посещал спецкурсы. — Весьма незаурядная личность. Как сейчас помню, Михаил Евгеньевич любил цитировать слова Исаака Ньютона, который говорил, что он увидел дальше других потому, что встал на плечи своих предшественников.
— К сожалению, его я никогда не видел и лично знаком не был. Хотя лицо на фотографии запомнил хорошо, — отозвался старик.
— Что же произошло дальше?
— В Самарканде я в первую очередь познакомился с хранителем мемориала Гур-Эмир товарищем Алаевым. Масуд Алаев, на тот момент почти восьмидесятилетний старик, поразил меня своими знаниями немалого количества легенд и сказаний, так или иначе связанных с мавзолеем. От большинства из них откровенно попахивало мистикой. К примеру, он утверждал, что уже многие паломники наблюдали над гробом Тимура странное свечение. А несколько раз, по вечерам, когда последние верующие покидали мечеть, он, якобы, сам слышал тяжелые шаги, раздающиеся под высокими сводами гробницы. И однажды видел там странную, чересчур длинную тень.
— Тень? — быстро переспросил капитан Стриж.
— Да, именно тень. Тень высокого, широкоплечего человека в островерхом шлеме. — Старик устало откинулся в старом кожаном кресле и не без гордости продолжал: — На все время моей миссии там, в Самарканде, я располагал неограниченной властью. Мог привлечь к себе в помощь любого эксперта и вообще, действовать по своему усмотрению. Исключение составляло только возможное сенсационное открытие в самой гробнице. Здесь, как я уже говорил, мне надлежало сразу остановить всякие работы по вскрытию, сообщить по инстанции о случившемся и ждать дальнейших инструкций. До приезда ученых оставалась неделя, когда меня посетила одна мысль, и я приказал в двух местах снять со стен облицовку, разобрать кладку так, чтобы в нише мог поместиться человек на стуле, оборудовать дверцу со смотровым окном и замаскировать прежней облицовкой заподлицо.
— Зачем? — удивился Стриж.
— Таким образом, моим людям не было нужды непосредственно присутствовать на всех этапах работы ученых, и археологи могли в их отсутствие работать спокойно, без нервов. Я хотел создать им оптимальные условия для исследований, и в то же время постоянно находиться в курсе всего, что там происходит. Мало того, я собирался посадить в одну нишу своего человека с кинокамерой.
— А как же Каюмов? — не переставал удивляться капитан.
— Каюмов! — печально усмехнулся старик. — Каюмов был тогда на гребне своей славы. Он снял фильм о строительстве Большого Ферганского канала. За это ему даже, по-моему, орден присвоили. Он очень собой гордился! Ну и как нельзя лучше подходил на кандидатуру хрониста во всей этой истории со вскрытием могилы Тимура. Однако о том, чтобы в такой крупномасштабной операции задействовать одну-единственную съемочную группу во главе с Маликом, не могло быть и речи. А вдруг с этими киношниками что-нибудь случилось бы? Или с их аппаратурой? Нет. На такой риск мое начальство не могло пойти.
Стриж пошуршал в своем портфеле и выложил на стол несколько пожелтевших газетных вырезок.
— Известно, что Масуда Алаева отстранили от дел и как будто бы даже арестовали, — произнес капитан.
Старик недовольно повел бровью:
— Не спешите, капитан! Вам ведь наверняка известно, где нужна спешка. Я вам не просто так про свои начинания в Гур-Эмире рассказал.
— О! Прошу прощения!
— За день до появления ученых мужей у меня пропал человек. Он так и не вернулся с территории мечети, где вел наблюдение за местными жителями. Дело в том, что усыпальница Тимура — место паломничества огромного количества мусульман. Мои люди регулярно смешивались с толпой, прислушивались к разговорам и наблюдали за настроением местных. Слухи о предстоящем вскрытии гробницы были распространены в Самарканде уже до нашего приезда. Люди роптали. И все же никаких конфликтов замечено не было… Нашли мы его лишь на следующее утро. Мертвым. Он полусидел в одной из ниш. В той, что поменьше. На щиколотке у него была рана от укуса. Видимо, змея. Я решил, что спасаясь от жары он, конечно же, нарушая приказ, укрылся в тайнике. И в полумраке, верно, наступил на спрятавшуюся там гадину. Я быстро составил рапорт и отправил его в Москву. Когда мы выносили труп из мечети, то столкнулись со стариком Алаевым. Он снова загалдел о, якобы, лежавшем на могиле Тимура проклятии. А когда прибыли Кары-Ниязов, Герасимов и остальные, он словно с ума сошел. Стал кричать, что не позволит вскрывать мусульманскую святыню. Клялся, предупреждал, даже грозил. В общем, в том, что его убрали, нет ничего удивительного… А потом началась настоящая работа. Рано утром, еще до прихода в склеп археологов, мои люди забирались в свои схороны. Кроме кинокамеры и запаса пленки у одного, каждый из них располагал биноклем и записной книжкой. От микрофонов мы отказались. Акустика в мавзолее была хорошей. Под их стульями устанавливалась фляга с водой и пустая бутыль для мочи. Во избежание проблем наблюдателям было запрещено брать с собой еду. Пятого июня вскрыли могилу Шахруха — сына Тамерлана. Семнадцатого — саркофаг Улугбека. Герасимов, лишь только завидев отделенный от скелета череп, был уже уверен, что это знаменитый внук Тимура. Известно, что его обезглавили исламские фанатики за преданность наукам, и в первую очередь, астрономии. А уже на следующий день приступили к открытию погребения самого Тимура Великого.
— Значит, это произошло восемнадцатого июня, — занес в свой блокнот Стриж.
— Да. Надгробные плиты снимали восемнадцатого. Долго возились с самой верхней. Уж очень тяжелой она оказалась.
— Это та самая, нефритовая?
— Да. Но она была не полностью из нефрита. Только ее верхняя часть.
— Согласно легенде, эта плита, вывезенная в древности из Китая, запирала каких-то опустошительных духов войны. Кто-нибудь из правительственной комиссии упоминал об этом хотя бы словом? — поинтересовался Стриж.
— Нет. Об этом в тот момент не говорили.
— Вы с такой категоричностью заявляете об этом… — начал было капитан.
