— Хорошо, что ты еще один день не пойдешь на работу, — сказал он. — Ты еще очень бледная.
Она опустила глаза и отвела его руки от своего лица.
— Я себя не совсем хорошо чувствую, — сказала она и вышла из кухни.
— Не сиди долго и не жди меня, — крикнул он ей вслед. — Я обещал Арнольду выиграть наконец у него кружку пива.
Она застыла на пороге, ледяной ком с острыми краями тяжело перевернулся в ее груди. Она остановилась, прислушиваясь к биению сердца.
— Хорошо, — ответила она и, вновь овладев своими мышцами и тяжело переставляя ноги, прошла в спальню и опустилась на кровать. Она слышала, как Томас достает из гардероба в прихожей свою спортивную сумку и ракетки. Потом он весело попрощался, и Анника внимательно прислушалась к вялому ответу детей и своему молчанию.
Он заметил в ней какую-то странность?
Он так отреагировал на что-то особенное?
Она сделала глубокий вдох, потом медленно выпустила воздух из груди.
Если честно, то она и правда бывала немного странной в последний год. Просто до сих пор Томас на это не реагировал.
Она встала, обогнула кровать и подошла к телефону, стоявшему на ее стороне.
— Томас сказал, что ты больна, — сказал в трубку Арнольд, единственный из старых друзей Томаса, принявший его новую жену. — Тебе лучше?
Анника в ответ пробормотала что-то невразумительное.
— Я понимаю, что он не может играть сегодня, потому что ты плохо себя чувствуешь, но это тянется уже вторую неделю.
Анника упала. Пол под ногами превратился в черную дыру, и она скользнула в космическую бездну.
— Мне надо подыскать себе другого партнера, если Томасу постоянно что-то мешает. Надеюсь, ты меня понимаешь.
— Может быть, тебе стоит немного подождать? — спросила Анника, поднявшись и сев на кровать. — Он очень любит играть с тобой.
Арнольд раздраженно вздохнул.
— Может быть, — сказал он, — но Томас очень нерешительный человек, он не способен определиться и твердо стоять на своем. Разве может нормальный человек купить абонемент на всю осень, а потом послать игру подальше.
Анника прикрыла ладонью глаза, сердце выбивало бешеную барабанную дробь.
— Я все ему передам, — сказала она и положила трубку.
Должно быть, она провела в забытьи какое-то время, потому что, очнувшись, обнаружила, что дети сидят на кровати, по обе стороны от матери и поют какую-то смутно знакомую песенку. Анника принялась мурлыкать мелодию вместе с ними, где-то в затылке начали подпевать ангелы.
«Это мои дети, — подумала она. — Он никогда не сможет их у меня отнять».
— Нет, — произнесла она вслух. — Ну а теперь пора спать.
Она уложила их в кроватки и стала читать вслух, сама не понимая, что читает. Она отложила книгу, поцеловала детей и обошла квартиру, выключив везде свет. Остановившись в нише окна в гостиной, она прижалась лбом к холодному как лед стеклу. Сквозняк, тянувший из-под плохо пригнанного подоконника, обвевал холодом бедра, противно скрежетала болтающаяся петля оконной створки. Внутри царила тихая немота, в груди ворочался холодный камень.
За спиной, в темноте, неподвижно застыла квартира. Качавшиеся на ветру уличные фонари бросали пляшущие желтые блики на стены и потолок. Снаружи ее окно представлялось бездонной черной дырой.
Муж неверен, подумала она. Свен тоже всегда был неверен.
Она все время молча глотала эту обиду, а однажды, когда осмелилась протестовать, он ударил ее клещами по голове. Она непроизвольно прикоснулась пальцами к узкому шраму на лбу. Рубчик был почти незаметен, и она редко о нем вспоминала.
Она привыкла к неверности.
Она видела его сейчас, как наяву, его, свою первую любовь, друга детства, жениха, звезду хоккея с мячом. Свен Матссон, который любил ее больше всего на свете, Свен, который обожал ее до такой степени, что никто, кроме него, не имел права к ней подходить, довел дело до того, что она и помыслить не могла ни о ком другом, кроме него, а по сути, и ни о чем другом, кроме него. Все прочее было наказуемо, и он наказывал, наказывал вплоть до того дня, когда вырос перед ней за доменной печью у моста с охотничьим ножом в руке. Анника погасила воспоминание, выпрямилась и отогнала его от себя, выключила на том моменте, каковой она вспоминала как кошмарный сон. То страшное чувство, которое вернулось после ночи в туннеле. Ребята из шестой студии обсуждали, что делать с ней, со Свеном и его окровавленным ножом и кошкой, летящей по воздуху с распоротым животом и выпущенными кишками.
Вот теперь изменил и Томас.
Именно сейчас он, наверное, лежит в постели с белокурой Софией Гренборг, может быть, именно сейчас он входит в нее, или они, отдыхая, уже лежат рядом, купаясь в собственном поту.
Она посмотрела на желтые отблески на стенах, отошла от окна, основательно ступая по скользкому полу, — она сама совсем недавно трижды покрыла паркет лаком. Скрестив руки над грудями, она заставила себя ровно дышать. Затемненная квартира внушала скромную надежду.
Чем готова она пожертвовать, чтобы сохранить течение своей жизни?
Выбор у нее есть. С ним надо просто определиться.
От осознания свободы плечи Анники расслабились и опустились, стало легче дышать. Она села к компьютеру и вышла в Интернет.
В темноте она вошла в информационную площадку, набрала «софия гренборг в Стокгольме» и, естественно, получила множество ответов. Женщине, которую она видела у торгового центра, около тридцати, ну, может быть, чуть меньше, но, во всяком случае, не больше тридцати пяти.
Анника ограничила область поиска.
Поскольку она была представителем объединения областных советов в группе, разрабатывавшей серьезный проект об угрозах в адрес общественных деятелей и политиков, то ей никак не могло быть меньше двадцати пяти.
Анника исключила из поиска всех, родившихся после 1980 года.
Но ответов все равно было слишком много.
Она вышла с информационной площадки и зашла на сайт объединения областных советов, чтобы найти списки сотрудников.
Имя Софии она написала через ph.
Какая дурацкая смехотворная ошибка!
Опять на информационную площадку в поиск имен.
София Гренборг. Нашлась только одна. Двадцать девять лет. Живет в Верхнем Эстермальме. Родилась в общине Энгельбрект. Конечно, где еще жить этой чертовой кукле.
Она сбросила данные на факс и выключила компьютер. Взяв с факса распечатку, она позвонила в Центральное полицейское управление и попросила подготовить копию паспортной фотографии человека, имеющего номер паспорта Софии Гренборг.
— Через десять минут, — устало ответил дежурный полицейский.
Она беззвучно заглянула в спальню, посмотрела на спящих детей и выскользнула в стокгольмскую ночь.
