Перегрин кивнул:
– Ну, это логично. А эзотерическое объяснение?
– Принятие пищи – процесс приземляющий; вот почему обыкновенно после медитации или других психических процедур рекомендуется как следует поесть и выпить. Помните, как я кормил вас, когда вы в первый раз приехали ко мне?
– Помню.
– Однако если кому-либо предстоит работа на высших уровнях, это означает, что ему не нужно, чтобы его приземляли, – продолжал Адам. – В таких случаях мозг должен работать с предельной эффективностью. Поэтому приходится поститься – или по крайней мере ограничивать себя в еде. Впрочем, можно пить, только если это не алкоголь.
Перегрин достал из корзинки небольшой термос, отвинтил крышку и принюхался.
– Чай, – объявил он. Приятный аромат заполнил машину, подтверждая его слова. – Это пойдет?
– Очень хорошо, – ответил Адам.
Они сидели, потягивая чай из стаканчиков, и ждали возвращения Маклеода. Чай был крепкий и сладкий и приятно грел пальцы и желудок. Через несколько минут Адам поставил свой стаканчик на приборную доску и снова повернулся к Перегрину.
– Передайте-ка мне тот телефон из сумки Ноэля, ладно? Вряд ли я дозвонюсь, конечно, но все же стоит попытаться получить дополнительное подкрепление для того, что ждет нас в Уркхарте.
Широко раскрыв глаза от любопытства, Перегрин передал телефон вперед и стал смотреть, как Адам опускает стекло со своей стороны, высовывает в проем антенну и набирает номер. Даже с заднего сиденья ему был слышен треск статических разрядов в трубке. К четвертой или пятой попытке Адама дозвониться он уже начал утрачивать к этому интерес.
– Ага! – пробормотал вдруг Адам. – Этот отвечает. На что спорим, я попаду на автоответчик?
Выражение его лица почти сразу же подтвердило эти опасения. Поэтому Перегрин был весьма удивлен, услышав загадочное сообщение, которое надиктовал Адам.
– Это Адам, сейчас шесть тридцать семь вечера тридцать первого числа, – произнес он, сверившись с часами. – Примерно через час мы с Ноэлем начнем охоту на довольно опасную дичь. Если вы получите это сообщение вовремя, мне нужно, чтобы вы отправились в клуб и присоединились к нам. Предупредите остальных, если это возможно; я говорю по сотовому и не могу больше ни до кого дозвониться. Это очень важно. Конец сообщения.
Пока он выключал телефон и убирал антенну, Перегрин глазел на него вытаращенными глазами.
– Так сколько вас еще? – чуть слышно спросил он.
Адам поднял стекло и загадочно улыбнулся.
– Довольно, чтобы неприятель призадумался, если до этого дойдет, – ответил он.
С остальными расспросами пришлось подождать, поскольку вернулся Маклеод. Когда он, стряхнув часть воды с дождевика, забрался в салон, Перегрин налил ему стаканчик горячего чая. Маклеод с наслаждением сделал несколько глотков, потом отставил стакан в сторону и принялся протирать очки сухим носовым платком.
– Пока вас не было, я попробовал поднять остальных, – сообщил ему Адам, вернув телефон Перегрину. – Безуспешно, если не считать автоответчика у Линдси. Я оставил сообщение, но сомневаюсь, чтобы его прочитали вовремя для того, чтобы помочь.
– Похоже, все ложится на наши плечи, – ответил Маклеод, отхлебнув чаю. – Если честно, я удивлен, что вам вообще удалось куда-то пробиться. От рации никакого толка. Гроза заглушила все к востоку от Лох-Клюни.
– А дорога? – спросил Адам. Маклеод допил чай и покачал головой.
– Никто ничего не знает. Придется пытать счастья самим.
На этой безрадостной ноте он вернул пустой стаканчик Перегрину, завел машину, пристегнулся, включил дворники и фары и дал двигателю немного прогреться: даже за то недолгое время, что его не было, дождь сделался заметно холоднее. Перегрин убрал термос и стаканчики обратно в корзинку, не без сожаления посмотрел на сандвичи, но все мысли о еде разом вылетели у него из головы, стоило Маклеоду тронуть машину с места. Как только они выехали из-под навеса бензоколонки, порыв ветра ударил в борт “вольво”, заметно покачнув машину, и Перегрину снова пришлось цепляться за подлокотник и спинку переднего кресла.
– Нам еще чертовски повезло, что мы едем не в “мини”, – буркнул Маклеод, покрепче ухватившись за руль.
Осторожно обогнув сгрудившиеся у причала аварийные машины, они медленно выехали из деревни и направили нос машины на запад. Вокруг бушевала гроза; ветер завывал, как голодный волк. Справа парапет набережной захлестывали воды Лох-Элша. Ветер срывал пену с гребешков волн и швырял ее под колеса все время, пока они неслись вдоль берега к деревне Дорни.
Возле Дорни дорога и вовсе скрылась под водой. Во все стороны летели шрапнелью клочья пены от разбивавшихся о дорожную насыпь волн. Не было видно даже серой громады Эйлин-Донана, возвышавшегося всего в нескольких сотнях ярдов справа от них.
– Еще час, и нас бы отрезало, – мрачно заметил Маклеод. – Интересно, насколько еще ухудшится погода?
Как бы ни мешала им непогода, пятимильный отрезок дороги вдоль Лох-Дюича, даже несмотря на то что окончательно стемнело, они одолели с приличной скоростью. Однако затем дождь усилился. Их взорам открылся Глен-Шиль: темная аэродинамическая труба, прорезавшая горы Кинтейла с востока на запад; дождь все усиливался, заливая ветровое стекло водой едва ли не быстрее, чем дворники успевали ее смахивать. Фары пробивали водяную завесу не дальше чем на длину корпуса машины. Стиснув зубы, Маклеод провел “вольво” через серию крутых зигзагообразных поворотов, сбавляя скорость с каждой новой сменой направления.
– Все без толку – дальше капота я ничего не вижу, – признался он Адаму. Машина ползла по совершенно прямому отрезку дороги со скоростью миль пятнадцать– двадцать в час. – Если мы хотим ехать вперед, мне нужна помощь.
Адам молча кивнул и прикрепил фонарик-ручку клипсой к углу карты, чтобы высвободить обе руки. Дорога впереди была почти не видна за водяной завесой.
Выпрямившись в кресле и упершись ногами в переборку за двигателем, Адам сжал левой рукой надетый на правую перстень с сапфиром, склонил голову, зажмурился и сделал глубокий вдох. Вместе с выдохом он почти беззвучно вознес молитву Творцу Света:
Domine noster,
Lumen semper ardens,
Ubi suni tenebrae,
Fiat lux!
Он почти физически ощущал, как в ответ на молитву его окутывает Свет, исходивший из камня и разливавшийся по всем нервным волокнам его тела, наполняя каждую клетку жизненной силой. Тепло проникало глубже и глубже, согревало сердце и разум.
Внутреннее озарение принесло с собой возможность видеть окружающий мир собственным мысленным зрением, не столько меняя то, что он видел глазами, но обостряя способность анализировать информацию, полученную от других органов чувств. Вновь подняв взгляд на дорогу, он смог лучше различить сквозь хаос дождя и ветра серую полосу асфальта и повороты дороги.
