— Итак, шериф, — заговорил король, снова выпрямляясь. — Что же делают подобные твари?
— Эти шрамы означают, что тот, кто их носит, считает себя целителем, — пояснил Мацерон, подвигаясь к Эварду. — Ив самом деле, такие маги возвращают умерших к жизни. Что может быть более отвратительным и противоестественным, чем не дать душе завершить ее путь? Маги делают это не из великодушия, разумеется, а чтобы поработить возвращенный дух, у которого нет иного выбора, как выполнять приказы.
— Так это от этого? — Эвард поджал губы, касаясь руки Кейрона. Кейрон вздрогнул, и стражники еще крепче вцепились в него.
— Хоть это и отвратительно, но выглядит впечатляюще. Не хотите ли посмотреть, ваше величество? Это не опасно, пока мы с капитаном Дарзидом рядом. Он может делать только что-нибудь одно. И это станет неопровержимым доказательством в суде.
Я переводила взгляд с одного мужчины на другого, стараясь понять, о чем они говорят.
— Не понимаю, как вы сможете его заставить. — Эвард снова плюхнулся в кресло, недоверчиво глядя на них.
— Я знаю верный способ, — сказал Дарзид. Он снял повязку с глаз Кейрона и кивнул.
Кейрон заморгал, его глаза устремились на что-то у меня за спиной. В первый раз за все время нашего знакомства я видела в его глазах страх.
— Кейрон, что…
Огонь опалил мою спину, все зашумели. Кейрон кричал… Томас, где-то вдалеке, ругался. Голова кружилась. Я не могла вдохнуть, колени подкашивались. Только когда по спине потекло что-то горячее, я начала понимать.
— Нет, не делай… — Я пыталась предостеречь Кейрона, но язык отказывался повиноваться. Пути назад не останется, если он сделает это. У них не будет доказательств, если он сам не предоставит их.
Я упала. Кто-то меня подхватил.
— Будьте вы прокляты. Будьте вы все прокляты. Приведите врача.
Я то впадала в беспамятство, то возвращалась из него, слова и возгласы всплывали в кружащейся голове.
— …нож, острый и чистый.
«Нет, Кейрон, нет. Они не позволят мне умереть». Язык не слушался.
— …благословить твоего сына…
— Проклятие, что он делает?
— …наполнить мою душу Светом… Огонь охватил мою руку. «Нет, Кейрон…»
— …смерть коснется каждого их них, пока он…
— Дж'ден анкур, моя любовь…
Наверное, я замерзла во сне, но теперь снова стало тепло. Я лежала на спине. Улыбнулась. Коннор Мартин Гервез стал уже достаточно велик, чтобы лежать на спине стало неудобно. И постель такая жесткая. Я попыталась перевернуться, но не смогла. Кейрон был здесь. Я чувствовала его дыхание. «Тассей, тассей», — шептал он. «Тише, тише». Как крепко он держит мою руку. Я не могла ею пошевелить и раскрыла глаза посмотреть, что меня держит. Что с его лицом? Это из-за землетрясения? Какие ужасные синяки… и повсюду кровь… один глаз заплыл, он так бледен… почти прозрачен, как в тот день в Виндаме…
Наконец память вернулась ко мне.
— Нет, — слабо прошептала я.
Его глаза раскрылись… сколько в них любви. Когда он улыбнулся, я ощутила тепло его жизни, струящееся по моим венам.
— Теперь разрежьте, — сказал он кому-то у него за спиной. И мне: — Это чудо. Все это.
Моя рука была свободна, но прежде чем я успела коснуться его, они оттащили его прочь, и на прекрасном ковре сэра Джеффри они били его, пока он не потерял сознание. Страх придал силы их кулакам.
Я неподвижно сидела на полу, где меня оставили, и глядела на дверь, через которую они наконец увели его прочь. Кто-то подошел ко мне, я сжалась, но руки, которые подняли меня и подвели к освободившемуся бархатному креслу, не были грубы. Томас помог мне сесть и встал на колени рядом с креслом. В комнате никого не было.
— Ради святого меча Аннадиса, Сейри, кто он такой?
Я указала на то место на запястье, где Кейрон сделал разрез. От него не осталось и следа, только жар в моих воспоминаниях. Удержать меня через ту рану, которую оставил на спине нож, было бы слишком сложно. Лучше сделать новый разрез, чтобы смешать кровь… кровь, дающую жизнь.
Томас говорил со мной, словно с ребенком.
— Он околдовал тебя? Заставил тебя молчать какими-то чарами? Именно это случилось три года назад? И с тех пор он не выпускал тебя из-под своей власти?
Я глядела на брата, пытаясь понять, о чем он говорит. Мои мысли смешались, ужас и изумление сошлись в смертельной хватке.
— Сейри, скажи, что с тобой все в порядке. — Он осмотрел мою спину. Платье было сырым, колючим и заскорузлым в том месте, где засыхала кровь, оставленная ножом Мацерона. — Святые боги, это невероятно.
Наконец я подобрала слова.
— Томас, ты должен ему помочь.
Он неловко обнял меня за плечи.
— Я позабочусь о тебе, Сейри. Мы придумаем что-нибудь… жрецы… тебя очистят. Ты свободна от него теперь, когда его нет рядом?
— Нет. Ты не понимаешь… — Я пыталась рассказать ему о магии и дж'эттаннах. Но чем больше я говорила, тем больше он отдалялся от меня, и когда я заметила это, было уже поздно. Я рассказала ему о ребенке.
Голос Томаса сел от ужаса.
— И ты позволила ему сделать это с тобой? Посеять дьявольское семя? Как ты можешь жить? Неужели не нашлось ни ножа, ни меча, чтобы положить конец твоему позору?
— Томас, ты не услышал ничего из того, что я сказала.
— Я услышал достаточно. Это проливает новый свет на ситуацию. Эварду следует узнать, что покончить с магом недостаточно.
— Томас!
— Тебя не сожгут. Ты не умрешь. Ты все еще принадлежишь дому Комигора. Эвард поклялся мне. Но ты предана злу больше, чем я мог вообразить, и это необходимо исправить. — Он вылетел из библиотеки, оставив меня одну.
Ночью меня забрали во дворец и заперли в пустой холодной комнате. Наверное, в таких живут судомойки. Медальон и обручальное кольцо забрали, а залитый кровью зеленый шелковый наряд заменили на простое платье и муслиновую рубаху. Я не стану плакать. Не стану.
18
Утро было холодным и серым, как большинство летних утр в Юкерской долине, но взошедшее солнце быстро разогнало туман. Я поднялась, разбитая и усталая после ночи на грязном полу в хижине углежога. Стряхнуть с себя вызванное сном беспокойство было непросто. Звезды ночи, почему я не могу забыть? Может быть, если я отправлю этого ненормального принца и его суетливого слугу идти своей дорогой, то смогу вернуться в Данфарри и снова все похоронить. Но едва ли. Мой домик казался теперь таким же далеким, как Авонар Д'Нателя.
Тенни с Баглосом этим утром тоже были притихшими — брови нахмурены, плечи сгорблены. Мы передавали друг другу ломти черствого черного хлеба, намазанного размятой фасолью с пореем. Д'Натель не проявил к завтраку никакого интереса, он сидел в проеме открытой двери, увлеченно водя по своей деревяшке острием кинжала.
