Ел он сегодня хоть что-нибудь? Попала его мать в камеры под стадионом? А еще, зная то, что я знал о человеке, укрывшемся под вуалью пророка, значила ли для него хоть что-то судьба ребенка?
Что предскажешь, Пророк Под Вуалью?
Мак-Лафлин, аплодируя, повернулся ко мне. Сперва он смотрел, как человек, который увидел знакомое лицо, не может вспомнить, кто это, но потом его лицо исказилось — это он вспомнил, когда и где мы встречались. Я наклонился к нему:
— Это так развлекаются богатые?
Тут он посмотрел на меня прямо.
— Мистер Розен, — произнес он с подчеркнутой официальностью. — Какой неожиданный сюрприз.
— Что да, то да, — подхватил я. — Сложись все чуть по-другому, я был бы уже мертв.
Он ничего не сказал, а попытался сосредоточить свое внимание на сцене, где Пророк Под Вуалью и его королева занимали места на тронах. Я подождал, пока у хлопающих устанут руки и они сделают паузу, и тогда наклонился к нему снова.
— А знаете, — сказал я, — Стив Эстес отлично входит в роль.
— Не понимаю, о чем вы говорите.
— Да посмотрите на него. — Я мотнул головой в сторону сцены. — Сидит на троне, лицо под маской, а все перед ним склоняются и ползают. — Я пожал плечами. — Работа как раз для него.
Мак-Лафлин был ошеломлен. Он уже открыл было рот — задать очевидный вопрос, как капитан строевым шагом протопал к микрофону.
— Его мистическое величество! Пророк Под Вуалью! Повелел мне представить славных дев! Его двора любви! И красоты!
Снова запели фанфары, снова распахнулись портьеры. Оркестр заиграл «Великолепие и обстоятельства», и первая сияющая дебютантка выплыла на сцену, сопровождаемая улыбающимся, но слегка взволнованным отцом. Всплеснув руками — с соблюдением правил хорошего тона, — когда объявили ее имя, она начала путь по помосту на сцену.
Любопытство Мак-Лафлина возобладало. Продолжая механически хлопать руками, он наклонился ко мне:
— Как вам удалось…
— Узнать Пророка Под Вуалью? — Я усмехнулся, не обременяя себя аплодисментами. — Да мне «Руби» сказала. «Рубиновая Ось».
Он побледнел. Я подождал, смакуя неприятную для него минуту, а потом добавил:
— «Руби» мне рассказала о многом. Да вообще-то завтра это все можно будет прочесть в газетах.
Мак-Лафлин перевел взгляд на помост и аплодировал, пока следующая дебютантка наслаждалась своей порцией славы и света. Его супруга посмотрела на него, потом на меня, и выражение вежливого приветствия на ее лице сменилось некоторым смущением, когда она заметила замешательство супруга. Его лицо стало напряженным, как походка идущей по помосту дебютантки, и было отчего. У него тут намечался собственный выход на сцену.
— У вас есть какая-то причина меня искать? — спросил он свистящим шепотом.
— Мне надо вам задать несколько вопросов, — ответил я. — Это займет буквально минуту.
Од наклонил голову, потом повернулся и сказал что-то жене. Та продолжала аплодировать очередной идущей по помосту девушке. Я встал и пропустил его, а потом пошел за ним вниз по проходу.
Капельдинер закрыл за нами дверь, и мы вышли в пустое фойе. Издалека доносились музыка и аплодисменты, но здесь мы были одни, если не считать нескольких официантов, накрывающих столы.
Мак-Лафлин крупными шагами подошел к окну и повернулся прямо ко мне.
— Итак, — сказал он, отведя манжету и глянув на свой «Ролекс», — у вас есть минута. Что вам угодно?
Я вытащил из кармана Джокера, включил режим звукозаписи и сказал в микрофон:
— Меня зовут Джерри Розен. Я репортер газеты «Биг мадди…
— Я знаю, кто вы, — перебил он. — В чем дело?
Дело было в том, что он говорил с репортером, и я хотел, чтобы он это знал.
— Я работаю над статьей об участии «Типтри корпорейшн» в заговоре с целью ниспровержения законно избранного правительства Соединенных Штатов…
— Ничего об этом не знаю, — ответил он автоматически.
— О Соединенных Штатах или о заговоре?
— Я не знаю ничего ни о каких заговорах, — ответил он.
— Значит, вы отрицаете, что целью программы «Сентинел» было подавление гражданских беспорядков в США, даже если это означало использование оружия спутника против американских граждан?
У Мак-Лафлина отвисла челюсть.
— Как? Откуда вы… — Невероятным усилием он взял себя в руки:
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Вы утверждаете, что не знали о планах применения «Сентинела» против каскадийских вооруженных сил?
За моей спиной — я услышал — открылась и закрылась дверь зала. Кто-то широкими шагами приближался к нам. Глаза Мак-Лафлина метнулись в ту сторону, но я не оглянулся. Я и так знал, кто это.
— Мне ничего не известно о такого рода вещах, — твердо произнес Мак-Лафлин. — Более того, это звучит как… э-э… бредовая фантазия. Вы уверены в своих фактах, мистер Розен?
— На сто процентов, мистер Мак-Лафлин, — ответил я. — И к тому же это не «мои» факты. Все сведения взяты из правительственных документов, открытых моей газете «Рубиновой Осью».
— Да, ну кто же поверит компьютеру, Джерри? — спросил, подойдя сзади, Пол Хюйгенс.
Его присутствие меня не удивило: он значился в списке и, очевидно, увидел, как я выходил с его боссом. Я оглянулся: он был, как всегда, нагл и самодоволен, большие пальцы засунуты в проймы жилета, и улыбался, как кот, сожравший канарейку из пословицы.
— Хороший вопрос, Пол, — ответил я. — Ответ мы узнаем, когда начнутся звонки из других газет, имеющих те же документы.
Улыбку с него стерло, как тряпкой, руки опустились вниз.
— Каких еще газет? — спросил он. — Ты это про кого?
Я пожал плечами:
— «Нью-Йорк таймс», «Вашингтон пост», «Сан-Франциско кроникл», «Миннеаполис стар-трибюн», «Бостон глоб-геральд»… да, конечно же, еще и «Пост-диспэтч». Это для начала. Уверен, что телеграфные агентства тоже заинтересуются. Плюс телевизионные сети, «Тайм», «Ньюсуик», «Роллинг Стоунз», «Нью-Йоркер» — да все, кому сегодня отправили копии.
У Хюйгенса был такой вид, будто он вдруг с тротуара увидел падающий на него десятитонный сейф. Мак-Лафлин, кажется, задрожал, густо покраснел, стал открывать и закрывать рот, но сказать ничего не мог. Я обругал себя, что не взял с собой Джаха. Такую фотографию я бы повесил у себя на стене в рамочке и каждый раз, когда хотел бы проклясть судьбу, сделавшую меня журналистом, мне достаточно было бы посмотреть на нее и вспомнить, зачем мне эта грязная, дешевая, неблагодарная работа.
К Мак-Лафлину вернулся голос. Он шагнул ко мне и наставил на меня палец.
— Если они хоть слово об этом напечатают, — сказал он низким и зловещим голосом, — мы вас за клевету засудим до гроба.
