Исполнив красивый финт, Пламень, как в масло, входит в землю до середины лезвия. Ехидно прищурившись, я замечаю:
— Если бы мог, ты бы давно его забрал, верно, старик? Справиться со мной для друидов не проблема, вон как лихо вы кантовали меня в позапрошлом году. То к жертвенному столбу таскали, то обратно в хижину!
Помолчав немного, спрашиваю:
— Что, не идет в руки чудо-клинок?
— Не дается, — мирно соглашается собеседник. Двигаясь медленно, словно под водой, а куда мне торопиться, я подкидываю очередную порцию сухих сучьев в костер, взметнувшееся пламя освещает морщинистое лицо с пылающими глазами.
— Ну, здравствуй, хранитель, — приветствую я ехидного старика с Чертовой горы.
— Здравствуй, хранитель, — серьезно отзываете дед.
Пару минут я сижу, напряженно морща лоб, а за тем заявляю:
— Выходит, легенды не лгут, и зачарованный меч можно передать только добровольно.
— Если заберем силой, проку от него не будет, — ровным голосом подтверждает старый друид.
Сердце колотится, как барабан, по лицу текут капли пота, я стиснул кулаки, опасаясь выдать напряжение, рвущее душу. Вот он шанс получить так необходимую мне помощь, у меня есть то, что нужно друидам, а они помогут освободить Жанну! Переговоры — вещь серьезная, и вести их надо с умом.
— Предлагаю сделку, — говорю я. — Мне нужен десяток верных людей и пятьсот экю золотом, взамен я отдам меч Карла Мартелла.
— Деньги ты получишь, — спокойно отвечает друид. — Но зачем тебе мои люди?
— Ты знаешь, что Жанну д'Арк захватили в плен, — ровным голосом замечаю я. — Иначе не явился бы за ее мечом. Отчего же ты спрашиваешь?
— Ты хочешь силой освободить девушку, — кивает старик.
Он рывком подается вперед, голос из ровного, даже сонного враз становится жестким.
— Отчего ты так волнуешься за нее? Скажи мне, человек из будущего, ты знаешь, что ждет Орлеанскую Деву в плену? Какая судьба ей уготована?
Друид так пристально вглядывается в мое лицо, что я невольно опускаю глаза.
— Значит, смерть, — холодно замечает старик. — Чему суждено случиться, того не изменишь. Я не пошлю моих людей на верную гибель!
— Это твой окончательный ответ? Тогда не видать вам Пламени как своих ушей!
— Значит, так тому и быть, — голос друида вновь звучит ровно, он говорит словно с некоторой ленцой. — Ну, будем мы хранить на одну заговоренную реликвию меньше, так что с того?
Чертов старик твердо стоит на своем, и я понимаю, что мне не удастся переупрямить его.
— Пожалуйста, помоги мне, — тихо говорю я. — Помоги освободить ее, и я не только отдам Пламень, но и буду вечным вашим должником. Я сделаю все, что ты попросишь.
Старик молчит, полуприкрыв веки. Подождав пару минут, я говорю:
— Значит, нет.
Пламень очень неохотно выползает из земли, и я понимаю, что легендарный клинок не желает возвращаться к обитателям Чертовой горы. Кто знает, через сколько веков меч Мартелла снова явится на свет?
— Бери, — с горечью говорю я. — Раз уж она меня попросила. Возьми, и берегите его еще пятьсот лет, пока он вновь не понадобится. Сидите в своих дубравах хоть до скончания века, пока женщины бьются вместо вас. Пусть их жгут и убивают, вам это безразлично, не так ли? Будьте вы все прокляты!
Дед молча принимает меч, из-за его спины тут же выступает громадная фигура, за ней угадываются такие же высокие и плотные люди, их не меньше полутора десятков. Гигант, вышедший из темноты, с поклоном принимает клинок и беззвучно пропадает в ночи. Я сижу понурившись, крепко обхватив себя руками, тело бьет мелкая дрожь то ли от ненависти к жестокому миру, в котором должна умереть на костре лучшая из девушек, то ли от отчаяния, а может быть, от всего вместе взятого. И больше всего на свете я хочу сломать шею старику, отказавшему Жанне в помощи, а потому просто боюсь поднять на него глаза, не дай бог сорвусь. Смерти я не боюсь, ну, прячутся где-то во тьме пара десятков здоровенных лбов, что мне с того? Убьют так убьют, все мы смертны, но ведь тогда Жанна останется совсем одна!
— Мы не можем тебе помочь, — заявляет друид. — И есть на то веские причины.
Я скриплю зубами, левый глаз дергается в мелком тике. Тысячу раз я слышал и читал подобные слова. «Высшие соображения не позволяют нам», «Если бы ты задумался, то сам бы понял» и еще горы прочей чуши, которой прикрывают полное нежелание хоть что-то совершить!
— Но в знак нашей благодарности мы хотели бы сделать тебе подарок!
Я поднимаю голову, долго гляжу в каменное, а может, и металлическое зеркало, по ободу которого теснятся человеческие лица, то ли вырезанные, та ли отлитые. Оно тяжелое и холодное как лед, я знаю это так же точно, как и то, что солнце встает на востоке.
Как просто все может закончиться! Стоит мне взять зеркало в руки да вглядеться пристально, и я тут же окажусь в двадцать первом веке. Уверен, путешествие пройдет без осложнений, наверняка друиды позаботились об этом. Вот он, мой билет домой, подальше от кровавого и жестокого времени. Меня здесь держит только женщина, которой суждено сгореть в пламени, несмотря на все мои потуги. Откажусь сейчас, другого шанса не будет, я знаю это со всей определенностью. Надо лишь вглядеться пристальнее в черные глубины Зеркала Душ, а затем всю оставшуюся жизнь уверять себя в том, что видел дурной сон, и ничего более.
Подумав хорошенько, я решительно протягиваю руку, и последняя охапка сучьев летит в огонь.
— Я остаюсь и буду бороться до конца!
И тут я понимаю, что остался один, друиды ушли, растворились в чаще леса беззвучно и незаметно. Одним плавным движением я подхватываю арбалет, и болт чуть не целиком входит в то самое место, где только что сидел старик. Стреляю я не со злобы, просто не по-хозяйски держать тетиву арбалета натянутой. Странное дело, но после выстрела мне становится немного легче.
— Справлюсь и без вас, — шепчу я, и ночь отзывается далеким волчьим воем.
Решив, что больше никому сегодня не понадоблюсь, я ложусь вблизи пылающего костра. Плащ согревает меня не хуже пухового одеяла.
— Ушли, и скатертью дорога, — бормочу я сонно. — Я и один ее спасу.
Еще как следует не проснувшись, я рывком сажусь, а протянутая рука привычно ухватывает рукоять кинжала. Я быстро оглядываюсь в поисках источника тени, секунду назад скользнувшей по лицу, и только сейчас понимаю, что наступил рассвет. Вяло чирикают неведомые лесные птахи, угли костра покрылись серым пеплом. Я убираю оружие в ножны и с наслаждением потягиваюсь. Хватит отдыхать, и так всю ночь бока пролеживал. Пока я тут прохлаждаюсь, другие вовсе не смыкают глаз. Одни Пламень прячут, другие волокут Жанну в узилище, а третьи злорадно потирают ладошки в полной уверенности, что все им сойдет с рук. Ночь прошла, забрав с собой тревоги, и я полон уверенности в том, что все у меня получится. Довольно хандрить, переживать и терзаться — это удел интеллигентов, я же должен заняться тем, к чему меня так тщательно готовили.
