Они бежали через освещенный солнцем сад к воротам, а их длинные тени летели рядом. Фигурка на склоне холма была еще четко видна.
Алиса отстегнула поводок.
— Дэнис, Дэнис, Дэнис, — настойчиво прошептала она чутко слушающей собаке, показывая пальцем. Тадж заколебался: посмотрел на нее, оглянулся вокруг, понюхал землю и медленно пошел. Он семенил, принюхиваясь и оглядываясь назад. Затем побежал и скрылся в лощине. Немного позже далеко на склоне холма они увидели золотистую собаку, мчащуюся вверх в погоне за человеком, пока оба не пропали из виду в шафраново-желтой дымке у линии горизонта,
Алиса и Мэриан медленно направились к дому. Мэриан засунула руки в карманы, ища носовой платок, и наткнулась на письмо Джеффри. Достала его и распечатала.
— Верхняя дорога сейчас более или менее расчищена. Но все равно это добрых полчаса до Райдерса. Я бы вернулась скорее, но мне пришлось подготавливать коттедж для старой миссис Скоттоу. Ты знаешь, ее дом разрушен во время наводнения. Я взяла с собой Кэрри и велела ей приготовить нам чай. Я привезла вишневый пирог. Надеюсь, в письме нет плохих новостей?
— Нет, нет, — сказала Мэриан, — хорошие новости. Мой друг сообщает о своей помолвке. Он собирается жениться на девушке, с которой я училась в школе. Они только что ездили в Испанию вместе…
— Прекрасно, — лицо Алисы было мокрым от слез.
Мэриан молча протянула ей свой платок. Да, теперь она вернется назад к реальному миру и будет танцевать на свадьбе Джеффри.
Глава 35
Эффингэм поплотнее закутался в пальто и вошел в зал ожидания. Нужно было еще немного подождать прихода поезда. В темной комнате горел небольшой огонь. День был серый, мрачный, в воздухе ощущалось приближение зимы.
Эффингэм покинул Райдерс два дня назад. После похорон он почувствовал, что не в состоянии оставаться в доме, и уехал, чтобы побыть наедине с собой в рыбацкой гостинице в Блэкпорте. Это пребывание оказалось любопытным и не лишенным приятности, вокруг ощущался праздник. Он прогуливался по набережной, наблюдая за рыбачьими лодками, и, размышляя, часами просиживал в баре. Он хорошо ел и в общем чувствовал себя лучше. Сегодня такси привезло его назад. Небольшая железнодорожная линия из Блэкпорта обслуживала только аэродром, поэтому пришлось вернуться на более северную станцию, проехав по дороге между Гэйзом и Райдерсом. При сером и дождливом, но тем не менее прозрачном свете он бросил прощальный взгляд на оба дома. Они сердито смотрели на него, как Сцилла и Харибда, но позволили проскользнуть мимо.
Отъезд Эффингэма из Райдерса был поспешным и нелепым. Он подготовил к нему Алису заранее своими туманными намеками. После долгой и мучительной процедуры похорон, когда неуклюжий, трясущийся кортеж, медленно продвигаясь по узким грязным дорогам, достиг маленькой отдаленной церкви, он, вернувшись в Райдерс, действовал с безумной скоростью, швыряя одежду в чемоданы и испытывая своего рода исступленное облегчение. Он был не в состоянии ни думать, ни чувствовать, ни пальцем пошевелить до тех пор, пока умерших благополучно не скроет влажная земля. Теперь, казалось, его воля к жизни вернулась к нему в избытке, и его решительность и целеустремленность даже возросли.
Накануне вечером у него состоялся разговор с Алисой. Это был странный, немного импрессионистский разговор. Они сидели на террасе, закутанные в пальто и пледы, потягивая перед обедом виски, глядя на постоянно исчезающий из вида Гэйз, на черные утесы, и каждый из них, казалось, продолжал прерывистый монолог. Эффингэм преследовал цель избавиться от Алисы как можно мягче и достойнее, целью же Алисы было — отпустить Эффингэма, не причиняя ему мучений и слез. Вместе это им удалось. Они как будто опустили находившийся между ними тяжелый груз на землю.
Алиса говорила:
— Кажется, я окончательно потеряла тебя. Я действительно страстно тебя любила, когда мне было восемнадцать лет. Возможно, моя любовь так и не повзрослела. Я вспоминаю время, когда страдала по-настоящему. Но в последнее время я перестала страдать. Наверное, это как-то связано с Ханной. Как только ты полюбил ее, моя любовь к тебе превратилась в нечто иное. Я стала своего рода зрителем и получила роль благородной отвергнутой. Но так как твоя любовь тоже была безнадежной, возникла такая история, в которой и для меня нашлось место. Я просто перестала любить тебя и утешилась. Затем появился Дэнис. Он мог бы пробудить во мне настоящее страдание, если б я только смогла не смотреть на него как на слугу. Но мне это не удалось. Теперь я наконец позволю тебе уйти, Эффи. Ханна удерживала тебя около меня несколько лет, полных грез, но она ушла и освободила тебя. Я всегда буду вспоминать с благодарностью, что ты на мгновение обратился ко мне. Давай назовем это даром восемнадцатилетней девушке, которая тебя по-настоящему любила.
Эффингэм говорил:
— Это приключение для меня закончено, и ты, став частью его, тоже в прошлом. Я смог любить тебя и, думаю, действительно любил только один день, как эпизод этой истории. Я любил тебя из-за Ханны, вопреки Ханне, а не ради тебя самой. Поступил ли я правильно, или покинул Ханну в беде, и мог ли бы я поступить иначе — не знаю. Мне кажется, все, что произошло, было неизбежно, и все мы существовали только в грезах Ханны. Смерть Ханны была неизбежной — мы все время ее ждали. Мы были свитой на этой церемонии, а теперь уволены. Итак, мы возвращаемся к своей реальной жизни и повседневным делам, и Бог знает, станем ли мы лучше после этого трагического финала.
Эффингэм не виделся с Максом наедине до своего отъезда. Старик, казалось, непостижимым образом состарился за последние недели и теперь стал похож на высохшего мудреца-отшельника, давным-давно забывшего все о жизни. Как будто эти похороны были похоронами Макса, словно смерть других была плодом воображения, в то время как Макса действительно облачили в саван и торжественно проводили из этого мира. Эффингэм сообщил, что скоро уезжает, и после ленча пожал Максу руку, пробормотав невнятные пожелания и слова благодарности. Старик улыбнулся ему, но не отвел его в сторону, чтобы остаться наедине, и не дал ему никаких советов или напутствий. Он не сделал и никаких замечаний о происшедшем. «Да и зачем?» — с возмущением подумал Эффингэм. С него довольно предвидений и толкований Макса. Человек не может всю жизнь считать своего старого наставника непогрешимым источником мудрости.
Эффингэм, натягивая на ходу пальто, в спешке покинул дом с раздувшимися чемоданами, из которых свисали галстуки и рукава рубашек. Он хотел уйти раньше, чем Макс появится после своего послеполуденного отдыха. Алиса не сумела сделать его отъезд проще, осыпав его дарами, как будто он отправлялся в длительное путешествие по жизни без нее. Она отдала ему свою авторучку, которую он однажды одолжил и она ему понравилась, японскую гравюру из ванной — его он восхищался, прелестное издание поэм Марвела, которые они однажды читали вместе, привычного фарфорового кота с каминной доски из его спальни и несколько своих любимых ракушек. Все эти предметы составили довольно объемную и хрупкую коллекцию, так что ему в последний момент пришлось упросить Алису аккуратно упаковать их и послать вслед за ним. Маленькие подарки очень тронули его, и он ожидал, что всю дорогу до Блэкпорта проплачет в такси. Но в действительности в пути был занят главным образом размышлением — не слишком ли он поспешил поцеловать Кэрри в минуту прощания.
