Шарлотта ждала ее внизу и, когда увидела Рафаэллу,непроизвольно шагнула ей навстречу. Она впервые видела глубоко несчастную,измученную женщину, словно олицетворявшую саму печаль, одетую в черное платье ис глазами, полными скорби. Но Шарлотту она встретила с улыбкой, за которой былоне спрятать глубокой тоски. Казалось, что с тех пор, как они виделись впоследний раз, Рафаэлла переселилась в другой мир. Шарлотта с трудом сдержаласьот того, чтобы не расплакаться. Кое-как она справилась с собой и прижала к себевнучку. Обнимая Аманду, она любовалась утонченной красотой Рафаэллы. Это быланастоящая красота, такая, которую никогда нельзя понять до конца. Принимаягостей, Рафаэлла была грациозна и гостеприимна. Она очаровала их обеих,показывая им дом, сады, фамильную церковь, построенную ее великим дедом. Онапознакомила их со всеми детьми, игравшими со своими няньками в парке, разбитомспециально для них. Шарлотта поймала себя на мысли, что это неплохое местечко,где можно провести лето. Это был осколок иной жизни, иного мира, но никак неместо для молодой женщины, желающей себя похоронить.
– Ты не хочешь вернуться в Сан-Франциско? –разочарованно посмотрела на нее Шарлотта.
Но Рафаэлла отрицательно покачала головой:
– Нет. В конце концов мне, конечно, придется вернуться,чтобы продать дом, но это можно сделать и не уезжая отсюда.
– И ты не поедешь ни в Париж, ни в Мадрид?
– Нет. – Она сказала это твердо, а затемулыбнулась Аманде.
Но Аманда почти ничего не говорила. С момента приезда она неотрывая глаз смотрела на Рафаэллу, словно на призрак мертвеца. Это была неРафаэлла. Все это было похоже на сон. И, подобно Шарлотте, Мэнди едвасдерживалась, чтобы не расплакаться. Она могла думать только о том, когда онисчастливо жили вместе с Алексом. Она могла их видеть вместе каждый раз, когдавозвращалась из школы. Но теперь, когда она смотрела на Рафаэллу, та ейказалась незнакомкой, иностранкой, лишь смутно напоминавшей прежнюю Рафаэллу.Они почувствовали облегчение, когда Рафаэлла предложила пойти искупаться. И,как и прежде, Рафаэлла попыталась преодолеть свои чувства с помощью долговременногоизнуряющего плавания, которое дало Шарлотте долгожданную возможность пообщатьсяс ней с глазу на глаз.
И теперь, когда они расположились рядом в удобных креслах вглухом уголке сада, Шарлотта нежно ей улыбнулась.
– Рафаэлла… могу я поговорить с тобой на правах старойподруги?
– Конечно. – И она вздрогнула, словно испуганнаялань: ей не хотелось отвечать ни на какие вопросы и объяснять свои поступки.Теперь это было ее жизнью. И в нее она никого не хотела пускать.
– Мне кажется, ты слишком терзаешь себя. Я вижу это потвоему лицу, по выражению твоих глаз, по тому, как ты разговариваешь… Рафаэлла…что я могу тебе сказать? Что вообще можно было бы сказать тебе, чтобыосвободить тебя?
Рафаэлла отвернулась так, чтобы не было видно, какнаворачиваются слезы на ее глаза. Она делала вид, будто смотрит в сторону сада,но потом медленно и грустно ответила:
– Я больше никогда не стану свободной, Шарлотта.
– Но такой жизнью ты посадила себя в тюрьму. Ты принялана себя вину за деяния, которых никогда не совершала. Я всегда буду думать, чтотвой муж устал от жизни, и, если ты себя перестанешь винить, ты тоже этопоймешь.
– Я этого не понимаю. И никогда не пойму. Собственно,это не имеет никакого значения. У меня была полноценная жизнь. Пятнадцать лет ябыла замужем. Я больше ничего не хочу. Я теперь здесь. Я приехала домой.
– Если не учитывать того, что это больше не твой дом,Рафаэлла. Ты рассуждаешь как старая женщина.
Рафаэлла улыбнулась:
– Я такой себя чувствую.
– Это же дико, – и затем на какой-то миг она взглянулав глаза Рафаэлле, – почему бы тебе не поехать с нами в Париж?
– Сейчас? – Рафаэлла выглядела так, будто ееударило током.
– Сегодня вечером мы возвращаемся в Мадрид, а завтраулетаем в Париж. Ну, как тебе идея?
– Довольно безумная. – Рафаэлла нежно улыбнулась.
Это ей было совершенно не по душе. Уже год она не была вПариже и не испытывала никакого желания ехать туда.
– Подумай об этом.
Но Рафаэлла грустно покачала головой:
– Нет, Шарлотта, я хочу остаться здесь.
– Но почему? Почему ты должна так поступать? Эта жизньне для тебя.
Теперь наконец Рафаэлла решилась задать вопрос, о которомдумала целый день:
– Как Алекс? У него теперь все в порядке?
Он уже дважды посылал ей письма, но она не ответила ни наодно из них. Он был ошеломлен тем, что случилось: ее отъездом, ее молчанием, ееупорным нежеланием с ним встречаться.
– Он справляется.
Но это ему давалось гораздо труднее, чем тогда с Рэчел.Шарлотта уже не была уверена, что он сможет быть таким, как прежде. Она незнала, стоит ли об этом говорить Рафаэлле. Она боялась, что Рафаэлла невыдержит, если ей придется принять на себя еще одну вину.
– Ты ведь ему ни разу не написала?
– Нет, – она посмотрела Шарлотте прямо вглаза, – я думала, что для него будет лучше, если я порву с ним раз инавсегда.
– Однажды ты так уже думала, не правда ли? И тогда тытоже ошибалась.
– Тогда все было по-другому.
Рафаэлла посмотрела на собеседницу. Она вспомнила сцену,которая год назад произошла с ее отцом в Париже. Каким бы это все ни былозначительным и важным, для нее это сейчас не играло никакой роли. Кэ проиграласвои столь важные для нее выборы. Рафаэлла потеряла Алекса, Джон Генри погиб…Рафаэлла посмотрела на Шарлотту.
– Кэ написала письмо моему отцу, в котором рассказала онаших с Алексом отношениях. В письме она умоляла его остановить нас…что он исделал.
Увидев, какое впечатление эта новость произвела на Шарлотту,она решила не рассказывать ей о письме Джону Генри. Это было еще большейжестокостью. Она улыбнулась матери Алекса.
– Он угрожал рассказать об этом моему мужу. Он считалменя эгоисткой, потому что я разрушила жизнь Алекса тем, что не могла выйти занего замуж и родить ему детей. В тот момент я думала, что у меня нет выбора.
– А теперь?
– Отец хотел, чтобы я приехала сюда на год. Он считал,что это для меня крайняя мера, – она перешла на полушепот, – послеубийства Джона Генри.
– Ты не убивала его. – Наступила минутнаяпауза. – Что произойдет через год? Твоя семья будет несчастной, если тыуедешь отсюда?
– Не знаю. Все равно, Шарлотта. Я не уеду. Это частьменя. Я хочу здесь остаться.
– Что общего у тебя с этим местом?
