мне встречу, поэтому, уйди с дороги.
— Верно… МОЙ……
Делаю один опасный шаг навстречу, всё так же нагло смотрит на меня ядовитым взглядом. Хищно облизываю нижнюю губу. Уже хотел сам убрать мелкого с дороги, но он неожиданно отстраняется в сторону.
— Не чувствуй себя здесь как у себя дома.
Направляюсь ко входу, но в спину прилетает едкая фраза сопляка.
— Слышал, тебя поперли с органов…. Покровителя твоего больше нет… Интересно получается, правда? Мент, который сам себя закопал.
Облокачивается на перила лестницы, цинично смотрит и приподнимает одну бровь.
— Не напрягайся так, малой, кто знает, может нам ещё придётся стать одной семьёй.
Непринуждённо хмыкнул, говорю с откровенной иронией, чувствую как от моих слов малой напрягается.
— Дашка конечно наивная, но не дура, Казанцев, или ты думаешь что спасая ей жизнь, заслуживаешь прощение всего мира?
— Я не жду от неё прощения, самое главное, она жива.
— Ждёшь что я тебе в ноги упаду, за её спасение? Зря, поклонения не будет.
Процедил сквозь зубы и шумно вдохнул воздух носом, делая новую затяжку.
— Мы ещё с тобой подружимся, вот увидишь..
Малой сжал челюсть от негодования, резко бросает на бетонку сигарету и ботинком тушит окурок.
— В твоих мечтах, Андерсен хренов!
Бесится… Каждой фиброй души чувствую его ярость.
— Посмотрим… Вывезешь ли ты конкуренцию в лице Царёва.
Губы мелкого трогает довольная ухмылка. Хищно скалюсь, не свожу с него сурового лица, сунув руки в карманы, он проходит мимо меня, демонстративно задевая своим плечом, а потом вовсе исчезает в дверном проёме.
— Вот же, сучёныш мелкий!
Несмело переступаю порог дома, осматриваюсь по сторонам, так и веет теплотой и уютом, в голове проскакивает навязчивая мысль… А ведь могло бы быть всё иначе… Смотрю на стену, в деревянных фоторамках висят семейные снимки… Счастливые лица маленьких детей, малой совсем ещё мелкий, а Дашка постарше, в сердце остро кольнуло, печально усмехаюсь… А ведь здесь, на этих фотокарточках мог быть и я, сложись всё иначе. Не знаю сколько стоял и глазел на эти фото, но за спиной отчётливо уловил женский голос.
— Здравствуй, всё в порядке?
Разворачиваюсь и встречаюсь глазами с женой Зуброва. Красивая… Понимаю что Дашка очень на неё похожа. Её взгляд плавно опускается на мои руки, в которых сам не заметил как, оказался их семейный снимок.
— Да, извините…
Аккуратно возвращаю на место семейный портрет, женщина подкрадывается сзади и кладёт свою руку на моё плечо, от неожиданности момента, слегка вздрагиваю.
— Я хотела тебя поблагодарить, но так и не представилось такой возможности..
Женщина неожиданно заключила меня в свои объятия… Честно, охринел, не знал как реагировать сейчас, как идиот стоял опустив руки по швам. Но этот её искрений жест меня тронул… Меня! Меня, блять! Сердце застучало в бешеном ритме, впервые чувствую тепло от чужого человека. Сглатываю тяжелый ком, робко поднимаю одну руку и обнимаю её в ответ. Прикрываю веки… Как оказывается мало нужно для счастья. Просто чувствовать искренность по отношению к себе. Женщина отстраняется и дарит мне улыбку.
— Спасибо тебе, спасибо что не смотря ни на что, ты прислушался к сердцу, ведь, я же права?
Растерянно почёсываю указательным пальцем лоб и увожу взгляд в сторону лестничного проёма.
— Как оказалось…
Резко осекаюсь. Вижу что она понимает всю неловкость моего пребывания здесь, понимающе кивает в сторону двери на первом этаже, видимо там находится кабинет Зуброва.
— Он тебя ждёт, очень переживает, проходи, знаю, трудно, но постарайся почувствовать себя здесь как дома.
Молча киваю и направляюсь в комнату. Запах дорогого табака в перемешку с запахом кофе сразу ударяет в нос. Горящий камин, в котором умиротворённо потрескивают поленья, напротив кресло, в котором царственно восседал Зубров, слыша как закрылась дверь, он машинально встал с места, направляясь в мою сторону.
— Рад, что ты пришёл. Присаживайся.
Указывает на это же кресло, a сам садится рядом. — Как твоё самочувствие, давно выписался из больницы?
— Пару дней назад, я так понимаю, нам предстоит разговор, другого варианта моего здесь нахождения я не вижу.
Озадаченно смотрю на него, встаёт со своего места и подходит к бару, наливает виски в два стакана и садится снова напротив, передавая один стакан мне.
— Расскажи мне всё, расскажи как ты жил всё это время… Детство… Учеба…
Забираю стакан и делаю глоток обжигающего напитка. Зубров медлит, видимо не решаясь продолжить.
— Детство… Я особо не помню его, так, обрывки памяти… У меня нет счастливых воспоминаний, даже простого детского фото нет.
Зло усмехаюсь. Пальцами остервенело сдавливаю стакан, ещё пару нажимов и он расколется под моим натиском к чертям.
— У меня есть.
Перевожу на него непонимающий взгляд. Какого? Неужели хранил всё это время мои детские фото… Ставит стакан на стол и встаёт, подходит к своему столу и вытаскивает из шуфлядки альбом. Старенький, потрёпанный, совсем небольшой и снова подходит ко мне.
— Это ничтожно мало, но всё же, это какие никакие твои воспоминания.
Открываю альбом, пристально смотрю на каждую фотографию. Невольно губы трогает печальная улыбка. Жадно рассматриваю каждый снимок, накат воспоминаний, пусть и таких крохотных настигает с головой. Вот он я, настоящий, с неподдельной искренней радостью, весь измазанный в шоколадном мороженом, на руках у Зуброва в парке. Переворачиваю страницу. Новый снИмок… Дино парк, сижу на коленях у Зуброва, а позади огромный, ярко-зелёный гипсовый птеродактиль. Вспоминаю как малой бредил всё время этими ящерицами. Сука! Перед глазами окончательно почернело. По лицу стекает одна скупая мужская слеза. Сердце сейчас разъебашит рёбра. Виски несчадно запульсировали причиняя ноющую боль. Хватит этих воспоминаний! Рывком захлопываю этот альбом и бросаю на журнальный столик. Встаю с места и подхожу к окну. К ни го ед. нет
— Я не оправдываю себя. Виноват. Очень виноват перед тобой. Поверь, я терзаю себя каждый день. Я не смог узнать куда тебя увезли, но никогда… Слышишь?! Никогда я не считал тебя неродным.
— Это уже не имеет значения, я
