Россия — поприще битвы Правды с Ложью, Добра со Злом, суть Сердце Мира. Проходя ступень за ступенью, она раскрывает миру различные стороны своего божественного лика. Россия претерпевает и рассвет, и падение, могущество и поражение, страдания и величайшие победы, но сокровенная сущность ее неизменна.
Ныне мы делаем шаг к примирению, к высшему завету, к закону Совести и Любви, к русскому Златострую. Да будет так! Да свершится!
Над Забытью шумел очистительный ливень. Этот нежданный потоп и гроза вдвоем сотворили нечто мистическое, не поддающееся законам земным: на берегу, где величалось мраморными статуями и дворцовой роскошью только что отстроенное именье Плотниковой, бушевал пожар. Очевидцы утверждали, что в белокаменный чертог ударила громовая стрела, и несгораемый мрамор таял в огне, как подмокший сахар. Из полыхающих развалин взвилось огненное чудище. Неопознанный летающий объект пускал яркие лучи, наподобие лазерного шоу. Его засняли на мобильники и показали в вечерних новостях. Разлившаяся река укрыла пепелище и возвратила этому уголку его тихую сокровенную красоту.
К утру грозовое неистовство миновало. Рассвет в монастырском саду был нежен и тих. На влажной от росы скамейке сидели Богованя и схимник Феодор и беседовали тихо, по-братски. Да они и были родными братьями.
— А что, Федотка, пожалуй, пора косить, по росе коса рыбой плывет, — говорил садовник.
— Коси, Ванюша, да не забывай, что каждый росток, каждая травинка есть проповедь для того, кто способен ее понимать, — с улыбкой отвечал Феодор.
— Пришла пора укоротить проповедь, — усмехнулся Богованя и взмахнул косой.
— И то верно. Наступает время дел.
* * *
Многое изменилось в жизни Свято-Покровской обители в тот день, когда было открыто подлинное завещание Досифея и была прочитана «Золотая книга». Голос Феодора шевельнул вымирающий край. Из деревень, спившихся до последнего жителя, из разоренных безработицей опустелых поселков стекались в обитель те, в ком еще теплилось желание жить иной, чистой и цельной жизнью. Общинный труд и абсолютная кристальная трезвость стали условием приема в обитель. Всех будущих поселенцев Феодор исповедывал до самого первого, едва памятного греха, и в короткой проповеди указывал дальнейший путь. И люди, поначалу не понимая всех тонкостей нового учения — Русского Златоструя, верили в него, как в крепкий спасительный плот, где всякому здравому слову и чистой мысли, всякому доброму делу найдется подобающее место. С благословения Феодора в обители селились не только иноки и инокини, но и семейные миряне. Старец Феодор принял опеку над детским домом. Семейные быстро разобрали по домам сирот. Обитель наполнилась детскими голосами, зацвела и ожила. Дети и стали главной святыней, словно ради них и был воздвигнут остов «корабля будущего». Как-то невзначай его стали называть Ковчегом, столь много оказалось в нем разнообразной живности. Следом за людьми прибились к Ковчегу лошади, коровы, гуси, куры, собаки и кошки. Со скоморохом, последним Петрушкой России, пришел ученый медведь.
До Покрова насельники Ковчега успели вспахать поля и засеять озимые. Волны разбуженной пашни вокруг Корабля ожидали вешнего посева. Всем миром отстроили школу, поначалу деревянную, похожую на дощатый, изготовленный к спуску корабль. День воспитанников Ковчега начинался с молитвы и купания в святом источнике, потом — занятия по программе классической гимназии, закаливание, спортивные состязания, рукоделия, ремесла, уроки музыки и конная выездка. Вскоре был сформирован и кадетский корпус. Стараниями благотворителей отстроились великолепная библиотека, художественная галерея и учебные музеи.
Язычники-родоверы долго не решались переступить порог обители и поначалу настороженно наблюдали за жизнью Ковчега. Древние ведические святыни уже давно и прочно вошли в православный обряд, но родоверам еще предстояло открыть в себе это новое понимание. Так, с самого основания Покровского собора на женской половине храма, слева от «царских врат», стоял резной крест, покрытый славянской вязью, украшенный лентами и шитыми полотенцами. Концы перекладин были выточены в виде ладоней, словно сама языческая Макошь, ткачея и пряха, благословляла народ.
В нишах ворот светились лики русских святых Сергия Радонежского и Серафима Саровского. Вещая дева Досифея молила о схождении вод. Густые леса окружали святых, смиренные звери охраняли их молитву, их образы с великим тщанием и любовью написал инок Иоиль.
Ободренные и растроганные гости и любопытствующие не спешили покидать Ковчег, многие оставались в обители на день-другой и, не в силах разорвать притяжение этой новой, рожденной в сердце веры, оставались при обители трудниками, строителями, учителями и воспитателями. Энергия духа, сила любви и вера в высокое назначение России переливались в детей Ковчега. Воспитанные как праведные воины, обученные вдохновенными учителями, они в свой срок возглавят элиту страны и уверенно выведут русский корабль в море грядущего.
В маленькой часовне на склоне Велесова холма день и ночь лилась неусыпная молитва. Она укрывала Ковчег от внешних напастей, и обители не нужно было другой охраны или защиты. Монахи и монахини вместе правили службы в соборе, и глуховатому баску иерея отвечал высокий голос диаконессы. К следующему Новолетию отец Феодор благословил открытие женской лавры.
«Корабль-рыба», древний символ материнского лона, начала всех начал, обрамленный восьмиконечной звездой Богородицы, стал эмблемой обители.
Золотая Книга осталась в Ковчеге как нерушимый завет. Когда ее страницы были переведены и основательно изучены, выяснилось, что все летописи, описывающие древнюю историю Руси, Слово о полку Игореве, Велесова книга и великое множество иных героических описаний и сказаний когда-то были переписаны с ее сияющих листов. Златоструй перевели на современный язык:
Бог есть дух, облеченный в космос. Бог есть разум, облеченный в свет. Совесть — глас Божий, и этот голос слышен всякий раз, когда мы делаем шаг по стезе правды, и он же неумолчно судит нас, если мы сворачиваем с нее.
Глава 40 Ковчег
Бают крещеные, в дальнем скиту
Схимница есть у святых на счету.
Поступь лебяжья, схима по бровь,
Ох, горяча ты, мужичья любовь!
Н. Клюев
Всякий свободный день Егор приходил в Ковчег. На ранней службе людей было немного, и он мог издалека смотреть на Алену. Отец Феодор еще не благословил ее принять постриг, и она оставалась послушницей при обители. Послушник еще может вернуться в мир, и все эти недели и месяцы Егор жил безнадежной надеждой.
Поздний рассвет разогнал потемки по углам избы. Боязливо и виновато, как подгулявшая женка, скреблась в окно озябшая яблоня. Прежде теплый, светлый, душистый дом напоминал разоренную хорем куриную клеть.
Пока Севергин сидел в следственном изоляторе, недобрые люди взломали замки по всей усадьбе, вынесли всю домашнюю справу и начисто смели «красный угол» с иконами; словно отсекли у дома питающую пуповину, а без этой нити напрасен всякий начаток, тщетно всякое человечье шевеленье.
