Она улыбнулась ему.
Через несколько минут они лежали рядом, прижавшись друг к другу. Анна клонилась над ним, заглянула ему в глаза, погладила по щеке.
Они молчали.
Долгожданная тишина.
Затем, кашлянув, нежным голосом, нос оттенком недоверия, она прошептала:
– Пьетро, любовь моя… Чего же ты ищешь?
Он не ответил. Она повторила:
– Чего ты ищешь?
Пьетро все еще не отвечал.
Это был превосходный вопрос.
Баснописец стоял под проливным дождем, сложив руки на груди.
Капли стекали по капюшону и черному плащу.
В небе плыла луна.
Он стоял у могилы, глядя на надпись, которую видел тысячу раз.
Здесь покоится
Жак де Марсий
1715–1770
Благодарные прихожане
Он приходил возлагать цветы на могилу. Дикие георгины в знак благодарности. Лилии в знак чистоты. Лаванда в знак почтительной нежности. Вереск в знак любви, отравленной одиночеством. Листья абсента в знак отсутствия. Он также передвинул чучело птицы, оставленной в виде приношения у подножия памятника.
Его дух был взбудоражен звериным и дьявольским шабашем, и, пока он стоял здесь, среди крестов и могил, его трясло от гнева.
С тех пор как он приступил к выполнению своего плана мести, он не видел Мари, своей матери. Она уже давно считала его мертвым. Так было лучше. Ему тоже следовало исчезнуть. Это был способ защитить и ее, и себя. Он уже боялся, как бы новый аббат, Жан Моруа, не догадался о его присутствии. Моруа, должно быть, недоумевал, кто же приносит цветы на могилу. Но он хороший человек. Он заботился о его матери.
Он не смог более сдерживать свою ярость и закричал. Изо всех сил он старался придерживаться своего плана, дополняя умышленные убийства действиями, продиктованными необходимостью. Он все еще желал придать своему гневу четкое направление и действовать логично и рационально. Его безумие смешивалось с ледяным расчетом, его организаторские способности – с талантом хамелеона. Но куда же привел его прекрасный план? Бесспорно, он бросил вызов лучшим агентам короля. Речь больше не шла о мелких осведомителях Виравольта не погиб в львиной клетке. Его неожиданное спасение еще раз пошатнуло всю созданную им структуру. К тому же живы остались д'Эон и Бомарше! И венецианец нагрянул в Эрбле, а затем в Реймсе внес смятение в их ряды.
Опять он, вездесущий!
Сейчас Баснописец был в отчаянии.
И опять одновременно с раскатом грома раздался его вопль.
Интуиция подсказала ему, что за ним наблюдают. Незаметно под капюшоном он приподнял голову; его мускулы напряглись. Он разглядел, как по кладбищу в его направлении медленно продвигаются три тени. Одна из них приближалась к нему со спины, от юго-восточного угла, другие – с обеих сторон.
«Люди Брогли. Они все поняли. Он дал приказ наблюдать за кладбищем».
Еще несколько минут он ждал в позе скорбящего посетителя могилы.
Затем он схватил кинжалы, висящие у него по бокам, и они сверкнули во тьме.
Войдя в свою мастерскую, он уже толком не мог вспомнить, что же именно произошло.
Были крики и кровь – в очередной раз.
На кладбище этой ночью прибавилось еще трое мертвецов.
Сняв плащ, он вновь приступил к работе.
Его преследовали животные басен и воспоминания о гравюрах в книге, которую читала другим детям его кормилица, грубая баба. Это было в то время, когда его отдали этой тупой и вялой женщине, видевшей в нем лишь брошенного ублюдка. Все издевались над ним, валяли его в грязи у свинарника. Уже тогда он чувствовал себя наполовину человеком, наполовину зверем. Как горбун Этьенн. По ночам, когда все остальные спали и переставали его мучить, он выбирался из своего укрытия в подвале или наверху в амбаре и тихо крался, чтобы стащить книгу. Тогда он уже мог рассказывать себе сказки. Рассматривая гравюры, он предавался мечтаниям. Позднее, когда он научился читать, аббат, извлекший его из этих трущоб, растолковал ему смысл басен. Басен, которые, подобно Лабиринту в версальских садах, были предназначены для обучения наследника престола.
Сына короля! «С тобой Бог, сынок».
Но в какой же ад он попал? Что он наделал? А этот безумец Стивенс? Он не знал больше, как поступить с этим беглецом. Англичанин предал его, провалил свою операцию Party Time. Раз так, то свою операцию Баснописцу придется довести до конца в одиночестве.
Ему вновь послышались вопли Розетты и Батиста, ему вспомнилась кровь, извергающаяся из горла Жабы, и все остальные жертвы, замученные по его воде.
Сын короля.
De profundis clamavi ad te, domine.[46]
В уголках глаз блеснули слезы. Но он не собирается сдаваться без боя! Он не смирится! И если нужно со всем покончить, идти до конца, поставить на карту все, что у него есть он вынет из ножен меч чести и еще заставит всех трепетать1 Последний пир! Если близится конец, по крайней мере, он отомстит за кровь аббата, единственного существа, что-либо значившего для него. И он не исчезнет, пока не увлечет за собой на тот свет убийцу аббата!
Версаль и Виравольта.
Поединок чести! Сын короля у бездны на краю!
Он снова приступил к работе, но больше не занимался таксидермией.
Настала очередь химии.
Он листал старый пыльный том, установленный на подставке, словно Библия.
Liber ignium ad comburendos hoste.[47]
Он вновь погрузился в свои занятия.
Не спускайте глаз с мяса!
Подвальные помещения Министерского крыла, Версаль
Виравольте не удалось прибыть в Версаль до окончания реймсских церемоний и возвращения во дворец королевской четы. Но сразу по приезде, убедившись, что он может полностью переложить обеспечение безопасности на Сартина, он поспешил в катакомбы Министерского крыла, где располагался Августин Марьянн. Он прошел в белую альковную дверь, спустился по ступенькам и постучал в дверь, ведущую к древним основаниям здания.
Никто не отозвался. Створки были не заперты.
Он толкнул их, и они заскрипели.
У Пьетро возникло то же ощущение, что и во время первого посещения этого причудливого логова. Комната была погружена в полумрак-, беспорядок в ней становился все невероятнее. Но на сей раз здесь царил настоящий разгром, что заставило венецианца насторожиться.
