добротно было прикрыто. Да вот Федор Евграфович решил на пару верст вниз по речке пробежаться. И уже, как говорит, захотел он было назад идти, а потом вдруг приметил, что еще чуть ниже по течению уж больно много ворон летает в округе. И, как он сказал, суетливые они какие-то. Ну, так ему показалось. Вот он и еще с версту по течению прошел, причем шел по самому что ни на есть руслу. Там воды всего-то по колено ему было, и дно такое хорошее, ровное. Вот там, в конце концов, он-то и нашел это самое место. Промоина дальше большая или же разлом в земле, вот в него-то и скидывали басурмане отбитые ими повозки и трупы. Хотели мы было веревкой обвязаться да спуститься на дно, чтобы достать наших солдатиков, но только вот Евграфович нам это не разрешил делать. Доложим сначала, говорит, их высокоблагородию, а уже он пущай как сам решит, вот так и будет.
– Все правильно вам сержант Лужин сказал, – задумчиво проговорил Егоров, барабаня пальцами по столу. – Это хорошо, что вы не стали ничего там трогать. Матвейка, – крикнул он вестового. – Всех старших офицеров быстро ко мне. Лазар, а ты скачи к роте, всех егерей срочно вернуть на постой. У меня для вас совсем скоро будет новое дело. Вы же, наверное, хотите с душегубцами посчитаться?
– Вашвысокблагородие, да мы-ы!!! Да мы их, ежели нужно, так в ножи даже возьмем! – аж задохнулся унтер.
– Вот и быстрее сюда возвращай роту, одна нога там, а другая здесь. Скоро посчитаетесь, если все так, как я и задумал, получится, – криво улыбнулся полковник.
В горнице было тесно, вот уже четвертый час сидели за столом с картой семь старших офицеров полка. Обсудили, казалось бы, уже каждую мелочь из предложенного командиром плана. Что-то по ходу совета в нем изменили, что-то дополнили новой задумкой. Получалось интересно.
– Значит, Александр Павлович, ты говоришь, что все обозные к этому самому виноделу бегали? – переспросил Егоров главного интенданта. – Как уж его там кличут, Михаилом?
– Михаем, – кивнул Рогозин. – Да и не только одни лишь обозные, а почитай, что все, у кого денежка водится, к нему захаживают. Просто, как мне доверенные люди сказали, к интендантским он особое внимание и радушие проявлял. А в дорогу мог, и гостинец сверх покупного еще дать. Они сами остающимся в городке товарищам про то рассказывали. Это, конечно, ни о чем таком не говорит, может быть, Михай и правда сам по себе такой человек радушный. Просто вы же сами поручили поподробнее разузнать, с кем перед отъездом обозные виделись и к кому они заходили. Ну а более ничего интересного у меня нет, ну разве что на местном базаре некоторые перед отъездом бывали, провиант покупали и так, по мелочи. Жалованья-то давно уже не было, брали все самое дешевое, только ведь медные гроши с июльской выдачи у солдат остались.
– Хорошо, хорошо, Александр Павлович, молодец, расстарался, – похвалил Рогозина полковник. – Нам любая зацепка в этом деле интересна. Главное, чтобы ты никого не насторожил своими расспросами.
– Да не-ет, Алексей Петрович, ну что вы, я же все понимаю, – протянул майор. – В нашем интендантском деле дураки и простодыры долго на старшинстве ни за что не усидят. Чай уж и сами не лыком шиты. Я аккуратно, со всей осторожностью, как вы и просили.
– Ну вот и хорошо, – улыбнулся Алексей. – Так, ну а теперь за вами следующее дело будет. Выберите доверенных людей из своей службы, посообразительней, а кого, может, и, наоборот, подурней да поболтливей. Теперь вам задача будет такая: нужно, чтобы они растрезвонили о том, что в четверг полтора десятка фур на Бырлад уходит, а в них особенный груз интенданты положат. Все ведь уже знают, что Александр Васильевич по-честному с австрийцами османские трофеи разделил, и половина из всех захваченных знамен и бунчуков русской стороне отошли, а это ни много ни мало – пять десятков. Так вот, распускайте слухи, что, дескать, с трофейным имуществом и с парой десятков раненых вот все эти знамена с тем самым обозом на север-то и пойдут. Так, и не забудьте добавить, что в охранение ему дают аж целую сотню карабинеров!
– Рискуем, Алексей Петрович, – покачал головой Кулгунин. – Прошлые три разбитых обоза вообще ведь без конвоя были. А ну как не станут они на этот нападать, коли узнают про такую вот охрану?
– Станут, обязательно станут, Олег Николаевич, – сузил глаза Егоров. – На то и расчет, чтобы собрать все их силы для будущего нападения у реки. Едва ли больше полутора сотен им ранее требовалось для того, чтобы обозников надежно выбивать. Теперь же им придется всех, кто тут есть, к месту засады стянуть. Не напасть они тоже не могут, слишком лакомая это добыча для беслы. Ты бы не попытался полсотни знамен, да пусть даже и одно полковое захваченное императорское знамя у неприятеля отбить?
– Я бы?! – вскинулся майор. – Да я бы лично своих егерей повел, невзирая ни на какие опасности! Это же дело чести!
– Ну вот, считай, ты сам на свой вопрос и ответил, – усмехнулся полковник. – У беслы тоже есть свои четкие понятия о чести, а отваги и дерзости им не занимать. Вон, у тех, кто с ними уже ранее встречался, сам об этом можешь спросить, – кивнул он на сидящих за столом Милорадовича с Гусевым. – Так что, я полагаю, они обязательно попробуют их отбить, если, конечно, будут уверены, что это не западня. А вот тут уже нам придется хорошенько постараться и убедить их. С Александром Васильевичем я уже все обсудил, и он дает добро на проведение нашей особой операции возмездия. Буквально через неделю оставшиеся в Рымнике войска начнут выходить по тракту на Бырлад, и ему очень не хочется их подвергать в пути опасности. В наше распоряжение временно переходит Стародубовский карабинерный полк и казачий эскадрон из Второго Донского. А вот теперь давайте проговаривать все с самого начала с обозначением расстановки и расписанием выхода всех задействованных в операции сил на их исходные позиции.
Начиная со вторника, в дивизионном интендантстве царила рабочая суета, отряжался к отправке на север очередной обоз. Тыловым нужно было успеть подготовить захваченное на поле боя и в османских лагерях трофейное имущество. Уезжало в этот раз не абы что, а то добро, что лежало в шатрах у верховного визиря и его военачальников. С особым тщанием оборачивались парусиной захваченные знамена турецких алаев и эскадронов.
– Да с палками-то зачем их совать?! – возмущался