людей, что вложили свои кровные, которые у многих все, что скоплено за жизнь, в будущее жилье. Ведь кто ей правду скажет? Я сам, разве что, только когда это ещё будет. Один раз я ее уже разочаровал, по доверчивому открытому сердцу ударил и только начало все у нас налаживаться ведь…
— Гражданин Ветров, я к вам обращаюсь! — повысил голос Митрофанов.
— А давайте уже прекратим этот фарс! — резко ответил я ему. — Я уже на все ваши вопросы ответил. Дальнейший допрос считаю бессмысленным.
— Это не вам решать! Я буду вести допрос столько, сколько считаю нужным!
— Да ради бога, ведите! Я больше переливать из пустого в порожнее точно не собираюсь. Баринову с деньгами вы все равно уже сто процентов не поймаете, она уже где-нибудь на островах расслабляется, а мне вам больше нечего сказать. — я откинулся на спинку жесткого стула и закрыл нещадно горящие глаза.
— Юрий Павлович, могу я остаться с моим подзащитным наедине? — адвокат, чьей фамилии я не запомнил, впервые подал голос с того момента, как представился и уселся за моей спиной в углу кабинета.
Следак ему и не подумал возражать, встал и ушел, а я ухмыльнулся про себя, уже зная, что сейчас начнется.
— Вы, кстати, даже не потрудились дать мне подписать документ о том, что я соглашаюсь на то, что бы будете представлять мои интересы. — не открывая глаз, заметил я.
— Думаю, мы всегда успеем заняться формальностями. Главное же достигнуть общих договоренностей, верно?
— А давайте я угадаю: сейчас вы скажете, что готовы меня вытащить отсюда моментально, всего-то и нужно — пойти навстречу господину Морозову с его коммерческим предложением. Верно?
— Учитывая ваше нынешнее положение условия предложения, само собой, будут уже не столь выгодными для вас, но все же, оно ваш шанс выйти из этой затруднительной ситуации и из этих мрачных стен в частности. — не стал юлить скользкий тип.
— В противном случае будет мне плохо, так?
Сама паскудная ситуация с попытками давить на меня в проектах с социальным строительством была прекрасно знакома, вот только ни разу я не оказывался настолько уязвимым перед этим давлением. Что же, спасибо Маргоше и моему нижнему мозгу в первую очередь.
— Вы же неглупый человек, господин Ветров. — зажурчал умиротворяюще мой не-защитник, — Конечно, со временем разберутся и выяснят, что не вы крайний. Но время же очень важный фактор. Стройка встанет, ваши высококвалифицированные строители разбегуться, им семьи кормить надо. Материалы начнут пропадать, страна у нас такая. Сроки все полетят, а у нас ведь не юг, до морозов коробку не сдадите и все до весны встанет. Народ, что ждёт жилье, взбунтуется, опять иски пойдут, не считая проклятий на вашу голову и огромного репутационного ущерба, когда все это в СМИ попадет. К тому же, пока разбираться станут мало ли какие вам соседи по камере тут попадутся. Можно здоровья и собственного достоинства лишиться, а то и жизни.
— Вас запугивать меня прислали? — открыв наконец глаза, презрительно глянул на скользкого гада.
— Что вы, разве я произвожу такое впечатление?! — оскалился мерзкой улыбке гад и положил передо мной пару листов с текстом. — Я договариваться с вами должен, пугать другие будут.
Злость клокотала буквально под самой кожей, но я точно знал, что выхода ей сейчас нельзя давать. Этим только усугублю собственное положение и дам этим сволочам больше инструментов давления на себя. Мерзко, как же мерзко от необходимости согнуться под этих уродов, но не согнусь — не выйду. А отсюда я ничего сделать не смогу. И помочь мне, кроме меня самого, некому. На воле же ещё посмотрим как все пойдет. Скрипнул зубами, взял лист со стола. Хрен с ним, я готов согласиться обсуждать условия с этим скользким адвокатом. Мне нужна свобода и почва твердая под ногами, а тогда уже пободаемся.
Неожиданно за дверями стало шумно от мужских голосов, общающихся на повышенных тонах. Дверь резко распахнулась, в кабинет первым влетел явно злой и взъерошенный Митрофанов, а следом вошёл высокий подтянутый тип средних лет в дорогом костюме и осиял меня широкой улыбкой, шагнув ко мне и протянув руку.
— Прошу прощения за небольшое опоздание, господин Ветров. Я — Пинштейн Александр Лазаревич, ваш новый личный защитник. Давайте быстренько подпишем бумаги, что узаконят мое представительство ваших интересов, и я приступлю.
Я нахмурился, не спеша делать то, что он сказал. Хрен его знает, что это за тип и откуда он взялся, может это новый гемор, а не помощь.
— А вы, собственно…
— Я, собственно, тут потому, что меня попросил взяться за ваше дело сын моего хорошего друга — Антон Каверин, который вам, конечно не знаком. Как и его соучредитель в охранном агентстве “Орион”, некто господин Боёв, тоже не входящий в число знакомых вам персон. А вот к нему за помощью обратилась одна прекрасная юная зеленоглазая особа, с которой вы уже прекрасно зна…
— Где я должен подписаться? — не дал ему договорить я.
— Как вы понимаете, господин Ветров, это ещё не конец и следствие продолжиться, будут судебные разбирательства. — вещал мне Пинштейн, выводя из здания изолятора временного содержания на улицу два часа спустя. — Но задержание вам больше точно не грозит, да и личного присутствия на заседаниях и траты драгоценного времени от вас больше не требуется. Счета ваши, к сожалению, временно заблокированы, но я обещаю разобраться с этим в ближайшее время, чтобы вы могли нормально жить, работать на благо жителей нашего города, а также, рассчитаться за мои, весьма не дешевые услуги.
Я его уже едва слушал, кивая, на самом деле выглядывая на улице перед зданием Валю. Однако, ее нигде не было видно, вместо этого ко мне подошёл здоровый белобрысый детина и протянул руку для пожатия.
— Боёв. — представился он. — Домой поехали, герой-любовник.
— Спасибо за помощь. Что я за нее должен?
— Это вы уже сами с Иволгиной разберетесь, кто, кому и чего.
— А почему Валя сама не приехала?
Сердце ёкнуло и похолодело. Я как дурак обрадовался, когда понял благодаря кому ко мне пришли на помощь, но что если на этом все? Поэтому и встречать моя Иволга меня не приехала? Терпение ее кончилось?
— Мне то откуда знать! — пожал плечами Боёв.
Мы некоторое время ехали молча, Боёв изредка косился на меня, и только когда уже свернули в знакомый двор, он изрёк:
— Значит так, мужик, я сроду ни в чьи личные дела не лез. Но мой тебе настоятельный совет: если ты в упор не видишь, что за человек тебе золотой
