по дороге домой, благо время позволяло, мужчины и мальчики успели придумать, как провести примерный ритуал с Конгали, и даже записали его основные этапы. И только неожиданное болезненное состояние Ани помешало им претворить свою задумку немедленно – даже про голод забыли, так увлёкшись интересным для всех четверых делом. Правда, когда говорили об этом ритуале, Никас сидел за столом несколько немногословный и, честно говоря, излишне задумчивый. Он даже откликался не сразу, если к нему обращались.
Так что Аня, едва все поднялись из-за стола (за полдником продолжали разрабатывать систему магического ритуала), удержала брата и отошла с ним к окну, чтобы спросить наедине:
- Что случилось, Никас?
Если сначала он внимательно смотрел ей в глазах, ожидая её вопроса, то потом отвернулся к окну и уставился на сад, который мягко переливался золотистым отсветом вечернего солнца. Потом вздохнул и неуверенно сказал:
- Наш план с помощью Конгали таков, что после проведения ритуала призрак девочки исчезнет, и что будет потом – неизвестно. Понимаю, что говорю сумбурно… Но помнишь того чиновника, который с другими магами помогал возводить защиту вокруг нашего поместья? У него ещё очень светлые волосы.
- Ты имеешь в виду дина Валентайна? – уточнила Аня.
- Именно его. Сегодня у меня появилось свободное время, и я зашёл в архивы суда. Решил начать поиски девочки Конгали, которой поставили метку дома в десять лет. Повезло, что такие дела лежат по порядку. – Никас помолчал, явно не решаясь произнести следующие слова, а потом снова посмотрел в окно. – Это его дочь. И скажу честно – я ничего не понимаю. Мне было интересно придумывать ритуал введения в девочку силы. Мне интересно, получится ли просто дать ей сил, даже не магических. Но… Таеган утверждает, что девочка, возможно, жива.
- И… что? – медленно от растерянности спросила Аня. – Что ты подумал?
- Наш интерес к ритуалу меркнет перед соображением: а что случится с девочкой, если мы напитаем ею силами? Понимаешь, я встаю перед выбором… Мы не знаем, что в семье дина Валентайна произошло. А если, очнувшись от неизвестного магического воздействия, девочка окажется в ещё более опасном положении в своей жизни?
Теперь отвернулась Аня, которую ситуация всколыхнула, но иначе. Постояв немного со сжатыми руками, она резко обернулась к брату:
- Ты работаешь в суде. Ты записываешь множество тамошних историй, как я понимаю твою работу. Никас, может ли преступление мужа ложиться уголовным последствием (или как оно по-другому называется!) на его жену?!
- Что… ты имеешь в виду? – не сразу сообразил Никас.
- Никас, я нашла на мансарде медальон с портретом Конгали, а после этой находки призрак и появился в нашем доме.
- Ты думаешь, что ситуация с Конгали – ситуация, созданная дином Хармоном? – Никас аж вздрогнул, догадавшись наконец о причине тревоги сестры. - Поэтому ты боишься, что, если он совершил магическое преступление, с тебя могут потребовать ответить за его поступок? Поэтому ты в последние дни ходила… - уже шёпотом не договорил он. И глубоко задумался, прикусывая губу и сжимая кулаки.
На чей-то упорный взгляд Аня украдкой скосилась: Таеган, беспокойно нахмурившись, смотрел на них обоих. Чувствуя себя не в своей тарелке: он наверняка думает, что ему не доверяют! – Аня тихонько сказала Никасу:
- Таеган – почти член нашей семьи. Как ты думаешь, можем ли мы ему доверять в этом сугубо семейном деле? Ведь он тоже может подсказать, как быть. А то… Мы шепчемся, а ему неловко. Да и мне…
- Позовём Онору и посидим в твоём рабочем кабинете, - быстро решил Никас. – В компании легче решать такие вопросы. А вдруг ещё что-то всплывёт… Агни, может, принесёшь тот медальон с мансарды? А я подойду к Таегану и объясню ему ситуацию.
Почему он не объяснил её Таегану сразу? А, вон что… Сначала Никас заехал за мальчиками, а уж потом за Таеганом. И говорить с ним о своих подозрениях по поводу Конгали при двойняшках он не хотел… Аня слегка замешкалась, чтобы Никас первым отошёл от окна и сразу направился к Таегану. Вот теперь, когда старший брат вполголоса заговорил с ним, Аня проскользнула мимо, лишь бегло улыбнувшись Таегану, который всё-таки проводил её взглядом.
Пока бежала по лестнице из рабочего кабинета дина Хармона, она ни о чём не думала, кроме как о том странном совпадении – о призрачной девочке, которая оказалась дочерью довольно высокопоставленного (хотя бы в городской власти) чиновника. И, только пробираясь по мансарде в поисках того самого сундучка, на крышке которого оставила цепочку с медальоном, внезапно вспомнила: дин Валентайн признался, что его магическое зрение пошло на убыль после несчастья… нет, он сказал, что пережил семейное горе! Не из-за Конгали ли случилось оно?..
Но, возвращаясь, вдруг подумалось совсем странное: Никас нисколько не удивился, когда она сказала про мансарду! Почему?!
И хмыкнула: этот вопрос взволновал её больше, чем проблема Конгали! Почему? Так проявляется её собственный эгоизм? И поймала себя ещё на одной мысли: скажет Никас – не скажет про мансарду в обсуждении? Спустившись в кабинет, она мельком удивилась, что взрослые их дома всё ещё не собрались. Выглянула в гостиную – они как раз шли к ней… И, открывая дверь нараспашку (младшие сюда, как и в библиотеку, зайти не могли), она снова забеспокоилась: будет ли сказано о мансарде? И поразилась: «А у меня это не навязчивая идея?! Что я так прицепилась к тому, что все, кроме уже Никаса, узнают про мансарду?! В конце концов, её видят все, кому не лень – каждый Божий день! Неужели я так зациклена на том, чтобы первой всё разузнать о мансарде? И только потом восприму, что ею заинтересуются остальные? Но ведь поздно, если Никас скажет!..»
Все расселись вокруг письменного стола. И через весь стол Аня протянула старшему брату цепочку с медальоном, обречённо вздохнув («Сейчас все узнают, откуда она!»), а потом с недоумением глядя на остальных, когда все буквально «отмахнулись» от мансарды, сосредоточившись на медальоне с портретом Конгали.
А потом Аня не выдержала и рассказала о промелькнувшем в разговоре с дином Валентайном эпизоде про семейное горе. Ведь чиновник не просил скрывать эту информацию от посторонних – тем более, он чётко не сказал, в чём именно то самое семейное горе заключалось. Таеган чуть ли не обнюхал медальон – так близко
