тучки, закрывшей солнце посередине летнего дня.
— Глупости! — воскликнул Чубайс и, словно выталкивая нежелательного гостя, энергично замахал руками. — Что сделано, то сделано. И с этим нужно жить дальше.
Пока Света расставляла вещи в квартире, Дима Волков носился по окрестностям Тверии в поисках работы. Ее оказалось много, больше, чем он мог предположить. Удачливого бизнесмена хотели все — и хозяева больших предприятий, и владельцы средних и малых туристических бизнесов. Вокруг Кинерета цвела индустрия развлечений: прогулки на катерах и джипах, конные экскурсии, водные лыжи, парашюты, виндсерфинг, багги — маленькие вездеходы, на которых можно было забраться куда угодно — прогулки по ущельям, рестораны, байдарки, аттракционы. И везде требовались удачливые и предприимчивые люди.
Дима с приятным удивлением осознал, что его мнение что-то значит в этом мире. С ним доверительно советовались, еще не приняв на работу, записывали его слова как важное деловое решение, его приглашали на обеды, делали заманчивые предложения.
Черт побери! Жизнь еще не кончилась! Каяки на Иордане, которые он воспринимал как конечную станцию своей карьеры, теперь представлялись только стартом, первой ступенькой лестницы, ведущей к расцвеченным бенгальскими огнями высотам успеха.
Денег, правда, пока обещали меньше, зато перспективы открывались куда обширнее. Одним прекрасным утром он не поехал искать работу, а уселся за стол, вывалил перед собой собранные визитные карточки с записанными на них предложениями и занялся сортировкой. Выбор представлялся нелегким, но когда-то нужно было его совершить. Перебирая карточки, он наткнулся на одну без всяких пометок. Она была сделана из плотного матового картона, имя владельца написано простым четким шрифтом. Он долго вертел ее, пытаясь вспомнить, о ком идет речь. Прошло несколько долгих минут, прежде чем перед его мысленным взором возникло лицо с длинной бородой.
«Жизнь по-всякому оборачивается, — зазвучал в ушах Димы голос харидействующего „пингвина“, — пусть карточка полежит в вашем кошельке. Мало ли что».
— Вот же оно, — прошептал Дима, сжимая карточку. — То самое «мало ли что»! Пусть чудотворец Рашуль поставит на место мерзавца Чубайса!
Поселок Явниэль расположен в нескольких километрах от озера. Нужно подняться вверх по узкой дороге, карабкающейся по склону горы, стараясь не смотреть на голубую гладь Кинерета, уткнувшуюся в розовый бок Голанских высот. Редкий водитель сумеет удержаться и не бросить хоть один взгляд на удивительную картину. Бросит и тут же переведет глаза на черную полосу асфальта; крутится, вьется дорога, стремительно бежит по краю обрыва; дорого, ох как дорого может обойтись зазевавшемуся водителю любование красотами Святой земли.
Явниэль прячется между желтыми буграми холмов, весь поселок — три улицы и разбросанные посреди окружающих его полей фермы. Отыскать Рашуля оказалось проще простого. Заметив нескольких человек, сидящих на скамейке перед одним из домиков, Дима остановил машину, опустил стекло и спросил, как отыскать чудотворца.
— Ты уже отыскал, — доброжелательно ответил один из них, высокий полный старик с окладистой, аккуратно подстриженной бородой и внимательными глазами. — Чудотворец здесь живет.
— Прекрасно! — воскликнул Дима. — Он сейчас принимает?
— Он-то принимает, — рассудительно произнес старик, — только очередь к нему за две недели занимать нужно. Ты записался?
— А как же, — буркнул Дима. Он запарковал машину и решительным шагом вошел в дом. Большая комната, видимо приемная, была заполнена посетителями. Они сидели на скамейках, расставленных вдоль стен, и сосредоточенно читали, уткнувшись в маленькие книжечки. Губы посетителей беззвучно шевелились, а вид у них был весьма взволнованный.
«Псалмы долдонят», — сообразил Дима.
Секретарь Рашуля узнал его сразу и с приветливой улыбкой поднялся из-за небольшого стола, преграждающего дверь во внутреннюю комнату. Чтобы подойти к двери, требовалось обогнуть стол и миновать секретаря.
— Добрый день, — сказал Дима. — Вот, решил воспользоваться вашим предложением.
— Учитель вчера предупредил, — с мягкой улыбкой произнес секретарь, — что сегодня к нам пожалует необычный гость. Я все пытался сообразить, кто бы это мог быть, но, честно признаюсь, о вас даже не подумал.
Он говорил самым обычным тоном, словно речь шла не о пророчестве, не о внезапном прогибе реальности, а о чем-то весьма обыденном, почти заурядном. Словно такого рода чудеса валялись в этом доме под ногами.
«Да он врет, — вдруг сообразил Дима. — Лепит горбатого, берет меня на фу-фу. Необычный гость! Так можно сказать о ком угодно, и каждый поверит!»
— Да вы не волнуйтесь, — сказал секретарь, неверно истолковав гримасу, исказившую лицо Димы. — Рашуль вас скоро примет. Садитесь вот здесь, — он гостеприимно указал на свой собственный стул. — Хотите псалмы почитать?
— Нет, спасибо, — отказался Дима. Ему было стыдно признаться, что читать на иврите он толком так и не научился. Разбирал самые простые слова, а когда дело доходило до документов, под самыми разными предлогами просил кого-нибудь из местных жителей прочитать их вслух. На слух Дима воспринимал куда быстрее и лучше. Ивритские буквы, напоминавшие маленьких черных червячков, уползали из зоны его внимания, будто глаз постоянно терял фокус, не в силах сосредоточиться на этих затейливых закорючках.
Он уселся на стул секретаря и еще раз окинул взглядом приемную. Ему не понравились сидевшие в ней люди. В каждом Дима усмотрел некую ущербность, внутреннюю трещину. Человек нормального душевного здоровья не станет сидеть с физиономией каменной бабы, истово шевеля губами.
Он понимал, что в эту комнату каждого привели разного рода несчастья и неприятности, сравнимые с его, Диминой, бедой. Но себя он видел наособицу. Его случай был отдельным, выпадающим из рамок привычных напастей, подлым, беззастенчивым случаем, свалившимся на него без всякой вины, по лихой воле негодяя.
«Человек должен сам решать свои проблемы, — подумал Дима. — Стыдно пользоваться костылями, тем более столь сомнительного свойства. Но куда денешься! Бывают ситуации, в которых ни вздохнуть, ни высморкаться! Ну что я могу сделать Чубайсу? Морду набить? Колеса в машине проколоть? Что, что? Вот и приходится искать нестандартный выход. А деляги от мистики тут нас и ловят. В общем, так, — твердо решил Дима, — если этот Рашуль попросит денег за помощь — я сразу поднимаюсь и ухожу. Все ясно. Да-да, все ясно!
А вообще как было бы славно приехать вечерком на станцию, поймать этого мерзавца и со всего размаху перетянуть его колом вдоль спины!»
Дима стал представлять себе эту сцену, и воображение тут же услужливо заторопилось, подсовывая картины одна красочнее другой. И чем дольше мечталось, тем кровожаднее становились грезы, страшнее увечья, острее муки. Вот Чубайс с переломанными руками валится в Иордан и, не в силах выплыть, булькая, уходит на дно, бросая на Диму последний, полный ужаса взгляд. И только пузыри плывут, лопаясь по воде. Пузыри и туман.
А вот Чубайс с разбитым в прах лицом
