чувство жалости заложено в каждом из нас природой, но вот только суждено ему развиться или оно так и зачахнет в зародыше, зависит от воспитания человека, от той обстановки, в которой он живет. И не у всех она способствует формированию чувства сострадания к ближнему, иначе не было бы у нас жестоких людей, садистов, маньяков, убивающих людей и испытывающих наслаждение, причиняя ближнему боль… Да, что-то занесло меня в моих размышлениях куда-то не туда. А все смерть Леонида Люстрина так действует, навевает невеселые мысли.
Взяв себе первое и второе блюда, я устроился за свободным столиком. А через минуту напротив меня села с подносом большеротенькая.
— Привет, Игорь, — проговорила она, по‐хозяйски расставляя на столе тарелки с супом‐пюре, салатиками, жареной рыбой с картошкой фри.
— Привет! — ответил я, вяло перемалывая челюстями салат из капусты.
— Вот это да! — возбужденно заговорила Маша Лебедева, устраиваясь за столом, и сунула в руки поднос тотчас подошедшему пареньку, выполняющему в столовой роль то ли официанта, то ли уборщика посуды. — Как он умудрился захлебнуться?
Я пожал плечами и ответил:
— Всякое может быть…
— Вот и я удивляюсь, — подхватила Маша, тараща свои большие глаза навыкате, зачерпнула ложкой суп‐пюре и отправила в рот. Попробовав, закатила глаза и почмокала губами, словно таким способом можно лучше определить вкусовые качества супчика. Пюре ей понравилось, и она отправила в рот следующую ложку. — Как он мог утонуть, когда вокруг столько людей, да еще на мелководье? Пьяный, что ли, был?
После того как я бываю на похоронах или вижу покойника, я почему‐то потом не могу есть мясо. Поэтому отодвинул гуляш и наколол на вилку яйцо под майонезом.
— Нет, он не пил, — произнес я неохотно, не было у меня никакого желания обсуждать с девицей тему гибели Люстрина.
В отличие от меня у Маши был завидный аппетит. Она быстро покончила с супчиком и придвинула к себе тарелку с рыбой и картошкой фри.
— Тогда я не понимаю, как можно утонуть среди бела дня и абсолютно трезвым.
— И понимать не надо, — ответил я спокойно и сделал глоток апельсинового сока, прихваченного вместе с обедом. — Пусть выясняет обстоятельства, при которых он утонул, турецкая полиция.
— Действительно, — проговорила Лебедева и закатила глаза, выражая сожаление. — Только жаль мужика, не старый еще дядька был.
— Это точно, — согласился я и взглянул на появившуюся в столовой Алину в красном сарафане в компании со своей тетушкой.
Милушева стрельнула в мою сторону глазами, однако никоим образом не показала, что заметила мою персону, и продефилировала вместе с Яриловой к месту раздачи пищи. Ну и черт с тобой, не хочешь замечать, и не надо, будем интерес подогревать иным способом — я широко улыбнулся девице напротив меня и преувеличенно оживленно произнес:
— Ладно, Маша, давай поговорим о чем‐нибудь веселом.
— Не знаю, весело это или нет, — ухмыльнулась девица, — но меня интересует, что ты делаешь сегодня вечером?
— Хм! Хороший вопрос, — делано рассмеялся я и покосился в сторону Алины: смотрит. — Пока не знаю.
Маша растянула свой большой рот шире ушей.
— Тогда давай сходим куда‐нибудь в бар, посидим. Здесь неподалеку, насколько я знаю, всю ночь на одной из улиц работают бары. Мне одной как‐то не с руки идти, а вдвоем нормально.
Честно говоря, Маша была абсолютно не в моем вкусе. Уж лучше совсем без курортного романа остаться, чем заводить интрижку с ней, и я уклончиво ответил:
— Знаешь, Маша, староват я уже для ночных клубов и баров.
— Да ладно прибедняться‐то! — нахально подмигнула мне Лебедева и отправила в рот очередной кусок рыбы. — А то давай вечерком прогуляемся, посидим, коктейли попьем.
— Время покажет, чем вечером заняться, — выдал я свою излюбленную фразу. — До вечера еще дожить нужно. А то вон, видишь, мужик и до обеда не дожил.
— Это точно, — помрачнела Лебедева.
Я поел, дождался, когда доест Маша, встал, галантно отодвинул стул, когда девушка приподнялась, и вместе с нею под украдкой бросаемыми взглядами одной красивой особы направился к выходу. У двери столкнулся с входящим в ресторан Николаем Гуляевым.
— Разговор есть, Игорь! Можно на минутку? — кивнув в знак приветствия моей спутнице и сняв при этом сомбреро, проговорил «селадон» и скупо улыбнулся, принося таким образом Маше извинение за то, что задерживает меня.
Девица пошла вперед, а я остался.
— Через час майор Бурмистров собирает нас в своем номере, — обмахиваясь сомбреро, сообщил возвышающийся надо мной длинный Гуляев. — Разговор у него к нам есть.
— Хорошо, обязательно приду, — тотчас откликнулся я и быстро вышел из ресторана.
Я не очень-то торопился, а потому Машу не догнал, не нужна она мне. Девушка уже успела подняться в лифте, я же поехал следующим «рейсом». В номере включил кондиционер, пощелкал программами телевизора, поставил на более-менее устойчиво принимавший сигнал первый канал российского телевидения. Все-таки я хоть и мало находился на солнце, кожа уже горела. Я намазался кремом после загара, затем прилег на кровать. Посмотрев новости и еще какую-то нудную передачу, решил, что пора собираться к Бурмистрову.
Ровно через час я постучал в уже знакомую мне дверь.
— Открыто! — раздался голос майора.
Я вошел в номер. Кроме самого Бурмистрова, в комнате уже находились Николай Гуляев, сидевший на стуле у столика, и врач Галина Студенцова, она устроилась на стуле за трюмо. Хозяин же номера расположился на кровати. Несильно работал кондиционер. Дожидаясь всей честной компании, присутствующие бессмысленно пялились в телевизор. Наконец пришли недостающие члены нашего волей судьбы образованного коллектива: Милушева, Ярилова и их хвостик Замшелов — и чинно уселись на соседнюю кровать.
— Ну что же, начнем, господа туристы группы, над которой висит проклятье! — с какой‐то горькой иронией проговорил Бурмистров, отключая пультом дистанционного управления телевизор. — Нам есть о чем с вами поговорить.
Все присутствующие напряженно молчали, не зная, что им ждать от этой беседы.
— Вы должны меня понять, — невеселым тоном продолжал Бурмистров. — Я хоть и не на службе, но все равно являюсь полицейским. Когда мы вернемся в Москву, у меня обязательно спросят об обстоятельствах дела. И пока есть возможность, мы все находимся в одном месте, мне бы хотелось, пользуясь случаем, узнать, что же все‐таки произошло.
— А что произошло? — скривил рот Гуляев. — Леонид утонул.
— Я понимаю, что утонул, — ничуть не смутившись ироничной реплики, сказал Бурмистров. — Мне хочется знать, кто где был в тот момент, когда обнаружили труп. И заметил ли кто‐нибудь из вас что‐либо необычное или странное, предшествующее гибели Леонида Люстрина.
Все молчали, очевидно, копаясь в своих мыслях и воспоминаниях.
— Начнем с тебя, Валерий, — обратился майор к Замшелову, —
