А соперницу я не потерплю, тем более такую кровавую.
О, кажется, могучий генерал попал в серьезный переплет! Эта маленькая белокурая плутовка будет вить из него веревки. В то, что он ради Фа Юнсюэ пойдет на все, я охотно верю.
Приятно быть среди друзей, видеть их улыбки, слушать их смех. Наблюдать за тем, как одни напиваются, а другие, как дядюшка Жу и Бай Гаошан, играют в вэйци. Только я не могу присоединиться ни к тем, ни к другим. Вино мне теперь нельзя, а в вэйци я как ничего не понимала, так и не понимаю.
Уже намереваюсь подойти к тигриному семейству – братья-тигры давно не виделись и теперь радостно общаются, – когда в Хижину влетают еще двое: Вэньчан, снова взъерошенный и в перекошенной, неприлично открытой одежде, а за ним – Фэн Лэйшэн.
– Я пытался его остановить, – признается мой темный страж, когда все присутствующие оборачиваются.
– А не надо меня останавливать! – огрызается Вэньчан. – Она вернула мне Кисть Творения! Бесовка сама ее вернула! А Ро-Ро, моя милая Ро-Ро, отдала Полотно Мироздания. И я, как только взял их в руки, понял, что надо делать!
– Что же? – Вскидываю брови.
– Редактировать, Цзиньхуа! Редактировать! Я столько ошибок нашел – нужно их исправлять, и как можно скорее. – Он тычет пальцем в небо, и мы все, как по команде, вскидываем головы.
Потолка над Хижиной больше нет – сгорел в пламени крыльев птицы-зарянки, – а небосвод, безупречно-лазурный, прорезает безобразная черная полоса. Она расползается во все стороны, как клякса от туши.
– Искажение… – дружно выдыхаем мы.
– Оно самое! – почти радостно заявляет Создатель Всего Сущего, и в его изумрудных глазах поблескивает искра, которую все творческие люди называют одинаково: вдохновение. – Цзиньхуа, помнится, ты хотела стать моим соавтором? Сейчас самое время! Я понял свою главную ошибку: раньше я создавал мир один, а две головы, как известно, лучше! Готова творить, а, Соавтор?
– Я-то готова. – Мне невольно передается его волнение перед началом творения. – Но что для этого нужно?
– А Бесовка не обманула, – он улыбается до ушей. – Кисть – одна штука, Хаос – одна штука и Истинная Любовь – тоже одна штука.
Я качаю головой.
– Боюсь, с Хаосом я тебе не смогу помочь. Она ранена и без сил.
Вэньчан смеется.
– Хаос не может быть ранен. Он может только хандрить.
– Хаос не может, а Она – может! – Защищаю свое внутреннее чудовище. – Она же девушка! Хоть и порождение Хаоса.
– Загляни в себя, убедись!
Заглядываю. Убеждаюсь: сидит – довольная, пылающая, лопает тот сумбур, что последнее время творится во мне. Значит, поправилась. Хорошо. То-то я и чувствую, что сила вернулась.
– Ладно, допустим, Хаос у нас есть. А Любовь?
– Ну какая же ты глупая, Цзиньхуа! – Он небольно ударяет меня по голове Кистью Творения. – Ты и есть Любовь!
– Я – Любовь? – Недоверчиво хмыкаю. – А не ты ли не так давно говорил, что мне не понять, потому что я не любила?
– Я ошибался, Цзиньхуа! Говорю же, наделал ошибок. Совсем не в том направлении увел сюжет. И теперь все разваливается как карточный домик! – почти отчаянно восклицает Вэньчан.
– И все-таки… Я – Любовь? – переспрашиваю с сомнением.
– А ты загляни в себя еще раз, а потом – изнутри – посмотри на мир, на всех, кто окружает тебя. Разве ты не любишь их?
Люблю. Конечно, люблю. Каждого! Смотрю и понимаю: никого не готова потерять. Ни одного создания больше. Они слишком драгоценны.
И вдруг осознаю: свечусь. Даже руку к глазам подношу, а через нее – будто солнце пропустили. Лучи во все стороны. И такое ликование и счастье наполняет! Наверное, бог становится по-настоящему богом, когда его вот так вот переполняет Любовь. До краев. Вырываясь через поры ослепительным светом.
Только я ведь не бог. Я – чудовище. Я Хаос. Я разрушение. Я мрак.
Мамочка!
Этот крик перекрывает все мысли. Выдергивает из хаоса, заставляет кинуться и обнять крохотный Огонек, спрятать его в ладонях, прижать к сердцу. Вдавить в себя.
Мой сыночек! Мой росточек!
Или все-таки бог? Боги ведь творят жизнь. И я сотворила.
Я Любовь. Я Созидание. Я Свет.
И я взлетаю, раскинув руки, словно собираюсь обнять весь этот мир.
Нет, все Три Мира. Целую Вселенную.
Лечу и чувствую, как расту. Вон уже они, мои любимые, мои драгоценные, такие крошечные внизу. Стоят, задрав головы, машут руками, что-то кричат.
Улыбаюсь им. Так бог, глядя сверху, улыбается смертным.
Я люблю. Так сильно люблю их, что эта любовь разрывает меня!..
Рассыпаюсь на мириады золотых осколков. В звездную пыль. Ту самую, из которой потом рождаются планеты.
И вижу, как Создатель, сбросив личину глупого Божка Литературы, становится со мною вровень. Макает в эту звездную пыль Кисть Творения и наносит письмена на Полотно Мироздания…
Мы создаем новый мир – с учетом ошибок прежнего. В нем будет править Любовь.
Уж постарайся, Соавтор!
Эпилог, который мог бы стать прологом…
– Мамочка, мамуля, вставай. Ну когда ты уже проснешься?
Маленький мальчик тормошит за плечо молодую женщину, которая сладко спит, улыбаясь во сне. Ее длинные волосы, в которых будто потрескивает огонь, стекают с ложа и собираются внизу темными кольцами. Ее кожа бела и нежна, хотя нос и щеки то тут, то там трогают веснушки. Кто-то, может, сочтет ее дурнушкой и даже чудовищем, но для малыша нет никого прекраснее в целой вселенной.
– Мамуля, пора! – не унимается малыш. – Смотри, сколько ты уже их наснила!
Вокруг головы женщины летают полупрозрачные пузыри – новорожденные миры-тексты. Мальчик любит играть с ними, рассматривать их. Так любящая мать рассказывает ему сказки. Сочиняет для него.
Вот в той, розоватой, парень с зелеными глазами в непривычных одеждах целует девушку с яркими едко-розовыми волосами. В той, густо-фиолетовой, его родной дядя, грозный Владыка Ночи, ловит падающую звезду и заворачивает ее в свой плащ. Через его руку, бережно прижимающую звездочку, водопадом стекают золотые волосы. В той, которая переливается золотым, изумрудным, черным и серебряным, – высокий мужчина с черными волосами, в которых прячутся ниточки раннего серебра, ведет за руку красивую зеленоглазую женщину. Они одеты в богатые церемониальные одежды, как и полагается Императору и Императрице Небесного Царства.
Мальчик любит мамины сказки. Но все-таки он ждет, когда она проснется и расскажет ему главную сказку – ту, в которой будет он, папа и мама.
– Пап, – мальчишка переключается на мужчину с серебристыми волосами в скромных одеждах храмового служителя, – сыграй. Может, мамочка тогда быстрее проснется?
Мужчина вздыхает и садится у подножия
