поссорились. Ну хорошо, я тебя поняла. Устрою твоей девочке праздник жизни. Что насчёт твоего подарка? Мы же не будем всю ночь здесь вино пить?
— Ты хочешь секса?
— Да.
Рома стучал пальцами по столу и смотрел на дверной проём, прямо за обнажённое женское плечо. Совсем недавно так он прижимал Настю к стене, смыкая на её шее свои пальцы. Хотел ли он убить её? Нет, конечно нет! Он хотел придушить её. И сделал бы это, если б не получил удар между ног. Скорее всего, сейчас Настя уже дома, смыла с себя кровь и плачет в комнате съёмной квартиры, прижимая подушку к лицу. Теперь никогда они не лягут в одну кровать, не поцелуют друг друга перед сном и больше не будут смеяться во время просмотра семейных комедий, кидая попкорн друг другу в рот. Их отношениям, их любви настал конец. Оспаривать это было глупо — доказательство тому красовалось у Насти на лице. И все слова, которые они хотели сказать, они вылили друг на друга вот здесь, на этой кухне, после самого тяжёлого дня в жизни.
— Долго думаешь, учитывая то, как ты раздевал меня глазами. Платье расстёгивается легко, не переживай.
— Почему… почему ты так легко пошла со мной на контакт? Ты же известная личность и не можешь позволять себе такого.
— Разве я не могу потрахаться с молодым красавчиком? Тем более, — она прошла взглядом по его выпирающим венам на руках и облизнула губы, — не думаю, что ты кому-нибудь проболтаешься. С Настей своей ты поссорился и, похоже, навсегда. Достаточно посмотреть на вот эти царапины и ссадины на твоём лице. — Она коснулась их пальцами, и когда это произошло, зелёные глаза упали в карие. — Подари мне хороший секс, доведи меня до оргазма, и твоя Настя будет сниматься в кино. Это я гарантирую.
— Сними с себя платье.
— Я планировала, ты его снимешь с меня.
— Мне нужно убедиться, что у тебя нет с собой записывающего устройства. Я не хочу «сесть» за изнасилование знаменитой голливудской актрисы.
— Господи, в нашем мире не верят даже женской похоти! Ну так уж и быть, разденусь. Надеюсь, застёжку на спине расстегнёшь?
Анна поднялась из-за стола, Рома подошёл к ней и нашёл еле видимую молнию. Потянул вниз «собачку» и пустил ладони в открывшийся проём, опуская платье тыльными сторонами ладоней и проходя подушечками пальцев по нежной коже. К нему присоединились женские руки, помогали ему поскорее избавить тело от лишней одежды. Когда Рома еле коснулся поверхности ягодиц, пах взорвался, запылал огнём, который перешёл на всё тело. И он перешёл бы на чужое, если бы рядом не упало что-то мелкое.
На полу лежал небольшой пакетик, наполненный белым порошком.
Рома поднял его — почти пустой, изрядно использованный.
Анна повернулась и взяла то, что принадлежало ей. Пальцами она открыла пакетик и высыпала на стол небольшую горку, слегка размазав её пальцем.
— Это «снежок». — Она улыбнулась Роме, как бы говоря, что всё в порядке. — Почти что оргазм, но нет, не дотягивает. Зато энергия прёт изо всех щелей! Будешь?
Рома не услышал вопроса. Он смотрел на тело, с которого только что снял алое платье. Анна надела на себя чулки с поясом, так плотно облегающие её ноги, что их и не хотелось снимать. Чёрный бюстгальтер, слегка прозрачный у самых грудей, с цветочным узорами над кожей, подманивал к себе, флиртовал с глазами и заставлял гадать, какие прелести скрыты под ним. Даже так Рома видел, что трусики уже были мокрыми и уже представил влагу на своих пальцах, пылающих огнём. Воздух вокруг нагрелся, дыхание участилось, а в штанах с каждой секундой становилось всё меньше и меньше места.
Анна убрала с лица волосы и нагнулась над столом.
— Если будешь, я оставлю. — Она закрыла одну ноздрю и втянула в себя половину высыпанной горки. Слабый стон вырвался из её груди, спина резко выпрямилась, а глаза широко раскрылись, блеснув зелёными огнями. — Я хороша! Я чертовски хороша! А теперь возьми меня! Возьми и трахни, ведь я так долго этого ждала!
Она прильнула к его губам и прижала к стене, начав тереться об него телом. Ладони жадно схватили лицо, перешли к шее и сорвали пуговицы на рубашке, после чего трепетно заскользили по торсу. Рома нащупал пальцами застёжки бюстгальтера, расстегнул их со второй попытки, снял и позволил ему упасть на пол. Языки встретились друг с другом, впервые соприкоснулись, позже их уже невозможно было остановить. И когда Анна сжала в своей руке набухающий член, Рома резко отпрянул и спросил:
— Ты точно поможешь Насте попасть в кино?
Её рука двинулась к основанию ствола и вернулась обратно.
— Дорогой, если я кончу, она будет сниматься в Голливуде.
Рома сделал так, чтобы она кончила.
11
Анна ушла в половину седьмого утра, не сказав ничего, лишь закрыв дверь.
За эту ночь Рома кончил три раза, но больше работал пальцами, чем любой другой частью тела, потому что Анна хотела ещё, ещё и ещё. Она перемещались по всей квартире, занимались сексом там, где Рома с Настей не отважились попробовать, и стонали, кричали, наслаждаясь телами друг друга. Их движения были уверенными, каждый из них приносил удовольствие партнёру, получая его сам.
В какой-то момент Анна окунула лицо в горст кокаина и втянула его в себя, после чего громко крикнула и набросилась на Рому. Он жадно прильнул к её губам и почувствовал во рту некую сладость, какую не пробовал раньше.
Этой ночью никого из них нельзя было назвать человеком. Они превратились в диких зверей, утоляющих свои низменные потребности, инстинкты. Любовью здесь и не пахло — воняло спермой, смазкой, похотью и развратом. Рома душил её, Анна царапала его спину, руки, ягодицы. Это был грязный секс, длящийся несколько часов. В перерывах они о чём-то разговаривали, но Рому уже не помнил о чём. Перед новых подходом каждый выпивал бокал вина, Анна проходилась носом по дорожке кокаина и заводилась ещё сильнее, когда ближе к утру Рома просто хотел спать. И он бы скоро заснул, если б не её формы. При взгляде на них встанет даже у импотента, а возраст Анны был главным её достоинством — она делала то, что не смогла бы провернуть ни одна двадцатилетняя девушка.
Но всему приходит конец, и он наступил вместе со звуком захлопнутой двери, разбудившим Рому.
Момент, когда он провалился в сон, скрылся от него. Анна ушла не попрощавшись. Лишь на прикроватной тумбочке лежала записка, на которой
