class="p1">— Дело житейское. Чего не бывает в большой семье, ведь так? А все, кто под князем — одна большая семья. Вот…
Он вытащил со Слова отсеченную конечность. Отделенную столь ровно, будто Ткач орудовал огромным скальпелем.
Воевода не помнил, как выглядели руки Вранового. Но обрубок взял, потому что тот еще хранил крупицы хиста его бывшего ратника. И кивнул, подтвердив хорошо проделанную работу.
— Промысел остался, — ответил Ткач. — Травница и ее приспешница ранены. Но там ничего серьезного, жить будут.
Рубежник быстро пересказал произошедшие события. Он не переставал улыбаться, но вместе с тем в его словах не было места шуткам и веселью. А когда закончил, то скрестил руки на груди, явно довольный собой.
— Про тетрадь не стоило болтать всему Подворью, — сказал Илия, не упустив возможности поддеть оппонента.
— Я… я не говорил, — на короткое мгновение Ткач растерялся. И уверенность покинула его.
— Кто же тогда? Больше там никого не было. Может, конечно, Бедовый, но в этом я сильно сомневаюсь. Да и не видел его никто. Дома он?
— Дома, — взял себя в руки Ткач. — И привыкает к ведунству. Выручил он тебя, ох как выручил.
— Чем же?
— Хист не приспешнице Инги передал, хотя я на там настаивал. А отдал чужанке. Как я понял, она вроде как Врановому женой приходилась. А если бы Инга укрепила свои силы, то тебе бы стало тяжелее. Она же каждый твой шаг письмом князю сопровождает. Не знал? Вижу, что знал. Так вот, Илия, расскажи мне о вашем захожем подробно. Очень интересный рубежник.
— Чем же он интересен?
— Тем, что среди нас, как белая ворона. Выделяется очень. А между тем за неполный месяц до ведунства дорос. Некоторые за весь свой век не добираются.
— Значит, не сильно хотят, — ответил Илия.
— Согласен, но все же. Кто такой, как в наши ряды вступил? В общем, все, что знаешь.
— И что же ты, князю теперь про каждого рубежника будешь докладывать? Обычный захожий, который хист случайно получил. Едь спокойно и не думай о нем. Не стоит того.
— Лукавишь, Илия, не знаю для чего, а лукавишь, — улыбнулся Ткач. — Тем сильнее остаться хочу. К захожему вашему приглядеться, вообще, осмотреться, как дела ведете, чем провинция живет. Странное дело, рубежники в последнее время здесь мрут, как мухи. Да какие рубежники. И князь мое решение одобрил, вот… Ну что, расскажешь?
Воевода вздохнул. Знал, что Ткач подобно березовому листу, который в голому заду в бане пристает. Сам не отлипнет. А после стал неторопливо рассказывать, что знал про Бедового.
* * *
Тот-кто-не-имел-имени еще полдня дрожал после произошедшего в лесу.
Так уж повелось, что перевертыш обладал великой силой, когда чувствовал слабость загнанного в угол существа. Как с тем же захожим. Ведь почти в руках был, уже погублен. И тут проклятый бэккахест.
Да и дальше все складывалось не так уж и плохо, как могло. Пришел он в себя, когда рубежник и нечисть бились. Разумнее было бы именно тогда напасть на захожего. Но нет, дрогнул перевертыш. Меньше всего головой думал, лишь старался спасти свою трусливую душу. Вот и рванул прочь.
В себя пришел, но уже после, когда до рубежников добрался. Сеча шла страшная. Да и не сеча вовсе — побоище. Оттого отсутствие одного из ведунов не заметили. И даже получилось в крови лошадиной вымазаться, да сделать вид, что с самого начала своим здесь помогал.
А после, когда все закончилось, вернулся вместе с прочими к месту, где оставил захожего. Больше всего надеялся, что тот прыткий бэккахест убил мальчишку. Куда уж там. Выяснилось, что этот захожий не так прост оказался, более того, трех водяных лошадей одолел. И пусть сам еле держался на ногах, почти опустошенный, но разговаривал спокойно. Еще и замечания делал.
Тогда понял Тот-кто-не-имел-имени — все. Его карта бита. Так бывало, пусть и нечасто. Глупец бы отрицал очевидное, а умный понял, больше здесь делать нечего. Не доберется он до молодого рубежника в ближайшее время. А тому понять, кто перед ним предстал, не составит труда. Помогут люди добрые. Отлежится, отоспится, а затем вопросы начнет задавать. А он, может, и простоват, но все же не глуп.
Потому перевертыш начал действовать. Сразу, как только они передали захожего местному привратнику у водяного.
Вернулся домой, где все еще лежал воняющий, но живой человек, и стал быстро собирать вещи. Все не так, все впопыхах. Границу, допустим, перейти не составит труда. Но что потом? Денег было немного. Даже учитывая, что он выгреб схрон рубежника, которого удалось подчинить. Вот только быстро продать все не получится. Да и себя выдаст, подозрения навлечет. А в Суоми как же быть? Он ведь там и не знает никого. Были бы деньги — те обычно затыкали самые болтливые рты. Так и их немного, едва полтинник проклятым серебром наберется.
Хуже всего, что придется все тащить на себе, на собственном горбу. Рубежникам проще, они на Слово могут убрать. А вот нечисти не до жиру. Вспомнилась перевертышу даже одна чужанская книжка про золотого тельца. Там главный герой тоже бежал из страны, нагруженный богатствами. Вот только его ограбили, а сам он едва выжил.
Думал Тот-кто-не-имел-имени, думал, да потом все же плюнул. Надо пробраться так, чтобы не заметил никто. А для нечисти это задачка не такая уж простая. Открыл он свою сумку, заглянул внутрь и едва ли не завыл от обиды. Кончилось зелье.
Конечно, ничего сложного в нем не было. Можно сварить, тем более делалось то всего часа за три. Да только и главный ингредиент отсутствовал — кошачьи слезы.
Долго боролся с собой перевертыш. Точнее, страх перед неизвестным сражался со страхом перед возможной кончиной. И все же под утро, а за прошедшую ночь так и не пришлось сомкнуть глаз, пробрался он в Подворье.
Пробрался, как тать, стараясь не видеть других и сам на глаза не попадаться. Тенью проскочил через площадь и оказался в лавке. И чуть от страха не умер. Стояло там сразу два ивашки, разговаривая с лавочником.
От сомнений помутился разум перевертыша. Забыл он, что сразу же после охоты рубежники побегут сдавать срезанное с лошадей. Кто поумнее, да в деньгах не так остро нуждается — до Петербурга доедет. Там и торговцев больше, и цену можно лучшую получить. А кто помельче, сюда и понесет.
Его приветили, поздоровались,
