они сами похерили договоры о союзе с Антантой. Если одна сторона не соблюдает подписанные обязательства, для другой стороны будет идиотизмом их соблюдать. Николай Второй, подписав «союз до победы» с Парижем и Лондоном, и клянясь «воевать до конца», отрёкся, фактически отдав эти договоры на подтирку. Керенский, тоже клявшийся «победить или умереть» вместе с «союзничками», сбежал в женском платье, использовал эти договоры в ватерклозете по второму разу. А больше перед «союзничками» никто в России не обязывался. Ни я, ни мои солдаты и офицеры, ни прочий русский народ, да и насчёт вас сомневаюсь. Что до генералов Корнилова, Алексеева и их единоверцев из Секты Свидетелей Непогрешимости Союзников, то они, по сути, частные лица, выражающие только свою точку зрения. Их никто никем не выбирал, даже съезд Советов рабочих и солдатских депутатов, как Ленина и его правительство, или народ в Одессе и уездах Херсонской и Бессарабской губернии, как Совет Государственных Комиссаров и меня в том числе. И самое лучше, что такие Антантолюбы могли бы сделать, будь они и правда патриотами России, это выехать к своим любимым союзникам, и в окопах в Бретани или на Балканах, доказывать им свою нерушимую верность. Хотя я не понимаю, как можно испытывать к этим... что-то кроме отвращения. Это какая-то загадка мировой психиатрии. Эти люди ещё недавно звались благородиями, но по мне, благородством тут и не пахнет, а вот лакейством сильно. Невольно вспоминается классик:
Люди холопского звания,
Сущие псы иногда!
Чем тяжелей наказание,
Тем им милей господа!...
Похоже, услышанные от Климова некрасовские строки окончательно сорвали какую-то резьбу в голове ротмистра, который с перекошенным лицом выдернул из кармана «наган» и выстрелил в полковника. Климов почувствовал, как в грудь его словно лягнул конь. Не будь позади стола, за который он ухватился, Михаил точно упал бы на сцену. При этом он мысленно поздравил себя с тем что идя на встречу с офицерами всё же надел под куртку (в неотапливаемом театре было холодно, все сидели в шинелях, бекешах, форменных флотских пальто) бронежилет, хорошо державший пистолетные и револьверные пули, так что вместо смертельного ранения ему грозил лишь большой синяк.
Следующие выстрелы ротмистра пришлись уже в потолок театра — сидевший рядом седой подполковник ударил снизу по руке с револьвером, и перехватив, задрал её вверх. В следующее мгновение другие офицеры рядом, вырвали и отбросили револьвер, а ещё через несколько секунд, солдаты из ДОВОДа, стоявшие в кулисах, скатившись со сцены, скрутили покусителя под громкий возглас подполковника:
— С ума сошли, ротмистр?! Забыли где находитесь?! Здесь вам не банда анархистов и не сборище одесских налётчиков! Вы русский офицер или институтка-истеричка?!
— Скотина! Какая он скотина! Предатель! — орал ротмистр, пытаясь вырваться, но ребята Анисимова держали его крепко.
— Надо думать, — произнёс Климов, уже встав ровно, и слегка зашипев от болезненного удара пулей сбившей дыхание, — докладывая об этой стрельбе генералу Алексееву, или Корнилову, или Деникину, вы, ротмистр, прибавите: «Мой генерал, я не дубина!», не так ли?
Полковник сморщившись сунул руку за пазуху куртки, и достал портсигар из нержавеющей стали, подаренный Муссолини в Милане (сам Михаил не курил, но носил курево с собой, на случай если потребуется угостить курящего собеседника, чтоб расположить к разговору), и погнутый попавшей пулей.
— Нет, действительно скотина! Начал палить как пьяные ковбои в американском кабаке, важному разговору помешал, испортил хорошую вещь…
— Гражданин полковник, — вмешался подполковник помешавший покушению, — ротмистр получил сильную контузию немецким «чемоданом» в Галиции прошлым летом, иногда у него шалят нервы.
— Я заметил, — усмехнулся Михаил. — Я дал слово, что все, кто придёт на этот разговор, уйдут свободно. Но это только для тех, кто со свой стороны блюдет договора. Контузии тут роли не играют, я сам контуженный на всю голову. Так что, в штрафбат его…
Ругающегося ротмистра, после обыска и полного разоружения, парни из ДОВОДа потащили на выход. Вместе с ним театр покинуло ещё некоторое количество офицеров, видимо единомышленников. Впрочем, Климов и не рассчитывал, что все собравшиеся воспримут его идеи.
«Баба с возу — воздух чище!» — подумал он, и после того, как в зале всё успокоилось, а сам он восстановил дыхание, продолжил:
— Надеюсь, по союзникам и обязательствам России теперь всем всё ясно?.. Добиваться осуществления своих интересов, нашей стране придётся как-то иначе, не надеясь на благосклонность правительств Антанты и не интересуясь их мнением. Мы не Румыния какая, чтоб вылизывать задницы великим европейцам, нам хватит своих сил. Я считаю, что русский офицер должен служить не союзникам, даже самым лучшим, а не таким как эти, из Антанты, а только своей стране и народу…
— С службой не всё так просто, гражданин полковник, — отозвался капитан-артиллерист с тросточкой. — После убийств солдатами и матросами офицеров в декабре прошлого года и январе-феврале этого, нам сложно будет доверять нижним чинам, и относиться к ним как своим.
— Верно! — поддержал старший лейтенант в кожаной куртке, похоже подводник. — На эсминце «Гаджибей» убили всех офицеров просто за то что офицеры! Да и на многих других кораблях было не сильно лучше.
— Как и в большинстве сухопутных частей, — кивнул капитан с тросточкой.
— Видимо поэтому эсминец «Гаджибей» сейчас не в Севастопольской бухте, а в Новороссийске, — ответил Климов. — И не он один. В Крыму теперь другие порядки. Все случаи подобных убийств будут расследованы и виновные получат наказание по законам военного времени. Не за политику — за уголовщину. Мастеровой из рабочей слободки, крестьянин в солдатской шинели, князь в офицерских погонах, для нас без разницы. Виновен — отвечай. Тут, кстати, надо учесть, что эти преступления совершали далеко не одни матросы и солдаты шедшие за анархистами и большевиками. У местных уголовников, я слышал, было очень модно покупать матросскую форму и заниматься уголовщиной под видом революционеров. Этих, если попадутся, тоже ждёт трибунал, а при сопротивлении — уничтожение на месте. Правда, подавляющего большинства этих виновных, в Крыму, похоже, уже нет, они сбежали на Кавказское побережье. Новая власть Свободных Советов продолжит работу по наведению законности и порядка и защите всех граждан от преступности. Но предъявляя обвинения нижним чинам, задайтесь вопросом, граждане офицеры, а сами вы такие ли белые и пушистые?
— О чем
