удивления у ребят.
— Ты же сделал пометку у себя в блокноте, подписал заявление о согласии, — искал зацепки Дима.
— Конечно, — подтвердил Саша и полез в ящики.
Но вместо бумаг он обнаружил лишь пару бутылок коньяка.
— На шаг впереди, — похлопал Дима, — сильный оппонент. Но, насколько знаю, нельзя влиять на чужих персонажей.
— Нам нельзя, другим, можно, — уточнил Альберт.
— Принеси публичные извинения и скажи, что виновные будут наказаны, — приказал Дима, — нельзя терять авторитет.
— А откуда мы знаем, кто виноват? — спросил Саша.
— Мы знаем, — заверил Дима, — по крайней мере, знаем исполнителей.
По стране прокатились аресты. За ними новые демонстрации и новые аресты. Пошла цепная реакция. Правительство, предчувствуя скорый конец, сорвало все предохранители и задрало налоги до небес. Если люди не отдают деньги добровольно, отними их насильно. А то, что народ недоволен, так он всегда недоволен.
Саша сидел на балконе и пил. Рейтинги падали, желания что-то делать не было. Руководители бежали в тёплые страны, на улицах правили банды и люди боялись покидать дома. Попытка ввести гвардию и комендантский час закончились неудачей. ООН не одобрило, и верхушка снова прогнулась.
— Не хватает мотивации в жизни? Не хватает силы воли? — спросил Дима, — всегда думаешь, что есть завтра. Может, не надо настраиваться на авось. И не надо думать, что завтра будет лучше, если сегодня ничего для этого не сделал. Вбей в голову, что если не съедешь с ветхого жилья, оно развалится, если не уедешь с серого города, то какой-нибудь бомж разобьёт бутылку о твою голову и ограбит, если не попадёшь в тёплый климат, откажут почки и печень. Если сегодня не выбросишь людей, тянущих на дно, завтра уже не всплывёшь.
Саша слушал, понурив голову.
— Живи моментом, без прошлого и будущего, — добавил Альберт.
— Собери развалившийся карточный домик, и не обращай внимания на других, — наказал Дима, — не всегда действия старшего брата правильны и требуют повторения.
Глава 112
Николя залечил раны. Давно его не заставали врасплох. Ранее стычки согласовывались и проходили на нейтральных территориях, но теперь соглашение было нарушено.
Он сидел в баре и пил пиво, когда из темного угла его окликнули. Николя обернулся. За столиком сидел мужчина в широкополой шляпе и плаще. Свет падал так, что лица его невозможно было разобрать.
— Как вам роль жандарма без ствола и наручников? — спросил он низким голосом, когда Николя подсел.
— Не очень, — ответил Николя, — вас что-то интересует.
— Меня интересуют двое, которые держат вас на привязи. Не очень завидная у вас роль.
— Чертовски паршивая, — согласился Николя.
— Они думают, что всё знают и могут, и не считают потери ни по ту, ни по эту стороны. И когда вы станете обузой, они вас уберут, уж поверьте.
— Вам то откуда знать, — удивился Николя.
Собеседник рассмеялся и достал сигарету.
— Вы когда-нибудь играли в шашки?.. Нет. Сыграйте, достаточно занятная игра.
Николя не спросил, откуда человек знает про события и про Диму с Альбертом. Такие, обычно, всё знают.
— Мы с вами на одной стороне, — сказал человек, доставая из внутреннего кармана плаща конверт, — наши интересы совпадают. Здесь адрес и деньги. Уберёте пришельца и облегчите жизнь нам обоим. И да, в указанный день его дом будет без охраны.
Николя взял увесистый конверт. Не в его правилах было задавать вопросы. Да и что-то подсказывало, что ответов на них он не получит. Человек допил пиво и откланялся.
Вечером следующего дня Николя вооружился стандартным набором и вышел из дома. Черный спортивный костюм с капюшоном скрывал среди темных улочек. Он вспомнил, как впервые пошёл в нём с тем же набором в дом мигрантов и совершил правосудие. Как и обещал человек, охраны не было.
— Засада, — мимолётно пролетело в голове, — да и чёрт с ней.
Он рысцой пробежал вдоль аллеи и, будто кошка, прошмыгнул в маленький сад. Дверь с чёрного хода оказалась открытой. Николя проверил половицы. Не скрипят. Он прошмыгнул на кухню и осмотрелся. Ничего примечательного, только ножей много. В небольшой зале горел свет. Николя пробрался в прихожую и заглянул в комнату. Али сгорбился, будто столетний старик, и внимательно читал книгу.
Николя достал из кармана кастет. Не так уж страшен чёрт, как его рисуют. Али монотонно перелистывал страницы, полностью погрузившись в вымышленный мир. Николя подкрался сзади и замахнулся… Сирены на улице жалобно завыли и в выломанную дверь влетели полицейские…
Когда мир сужается до уровня тюремной щёлки, невольно начинаешь задумываться. К чему стремился, чего добился… И где правильный путь, по совести, по закону или по велению души. Всё не совместимо. Али сидел и размышлял. В соседней камере сидел Николя.
— И в чём я ошибся? — думал Николя про себя, — я бился с мигрантами, выступал за чистоту нации и за сохранение народа. Почему я здесь, в камере, на одной скамье с тем, кто пришёл истребить мой народ. Суд не приемлет народность, стремления и логику. Только закон. Так какого чёрта тот же самый закон не правит в центре и на юге, почему судья принимает решения, продиктованные правительством. Потому что все люди? Тогда о какой справедливости идёт речь?
Николя сидел, повесив голову, и отбивал ритм. Вокруг собрались преступники, но он воин. Почему не судят ветеранов сражений? Потому что они спасли народ? Но где же тогда главенство народа? Ах, каждый случай индивидуален. Николя сплюнул. Его случай точно неоднозначный. Подошёл охранник. Он одинаково свысока смотрел на всех заключённых, в том числе и на Николя.
— Выходи! — громко сказал он.
— Выхожу, — встал Николя.
Двери скрипнули и Николя провели в комнату для встреч. Гости принесли кофе. Дима экспрессо, Николя капучино.
— Как жизнь? — спросил Дима, улыбаясь.
— Не очень, — ответил Николя, — какого чёрта меня держат.
— Боятся, вот и держат, — сказал Дима, — как с тобой обращаются?
— Сносно.
— Рукоприкладства нет?
— Нет. Зато соседям не помешало бы.
Альберт теребил в руках игральную кость. Что-то не довели они игру до логического конца, поддались эмоциям и дали слабину. Впервые его не заботила жизнь подопечных. Какое наказание им грозит, дадут ли шанс исправиться.
— Вас обвиняют в создании террористических группировок, — сказал Дима, — наказание — смертная казнь.
— Когда-нибудь это должно было произойти, — не удивился Николя, — жаль, что не успел проломить голову этому…
— Этот ни в чём не виноват, — перебил Дима, — им манипулировали. Так же, как и тобой.
— Он мне всё равно не нравится, — парировал Николя, — что вам стоит вытащить меня, как в прошлый раз?
— На этот раз мы не одни игроки на поле, — ответил Дима, — и
