устроил не я! – Я тщетно попытался перекрыть общий гвалт.
– Не может быть. – Роджер глядел на меня так, будто видел впервые.
– Арестуйте его! – крикнул кто-то.
– Позовите эдвардианцев!
– Не надо, сами разберемся!
Толпа вокруг нас разрасталась. Красавцы Ревелли, молодые и старые. Тетя Кэролин, которая всего пару дней назад учила меня завязывать галстук. Дядя Томас, который все лето приветственно хлопал меня по спине. Даже Колетт и Милли уставились на меня так, словно я своими руками утопил их матерей.
Ревелли стали мне почти что семьей – той, которой у меня никогда не было. А сейчас они жаждали разорвать меня на куски.
– Я должна была рассказать. – Лакс смотрела на меня, и по ее лицу струились слезы. – По-другому нельзя.
Она говорила серьезно. Ради своей семьи она была готова разбить сердце и мне, и себе. На тысячу осколков. Безвозвратно. И маска так плотно срослась с ее лицом, что никто даже не догадывался, какую огромную жертву ей пришлось принести.
Тетя Кэролин сердито взглянула на меня и обняла племянницу:
– Девочка моя, ты поступила правильно.
Но Лакс упрямо сверлила меня взглядом, словно хотела, чтобы этот миг отпечатался в моей памяти навечно.
– Джеймисон, оставь нас в покое. Дьюи равен мне. Равен по силе. Равен по магии. Равен по жизни.
И ушла, растворившись в толпе. А я остался стоять, шатаясь от ударов ее жестоких слов. Кто-то толкнул меня сзади. Чьи-то руки ухватили за лодыжку. Я не удержался на ногах, рухнул на обломки досок, и раненое плечо отозвалось резкой болью.
– Она лжет! – кричал я всем и никому. – Притворяется, потому что хочет защитить меня. Защитить вас всех!
Никто меня не услышал. А если бы и услышали, не поверили бы. Ведь Лакс их прима. А Дьюи их спаситель. Ну а я – никто, чужак.
– Она не хочет выходить за него замуж! Послушайте!
Роджер помог мне подняться на ноги. И хотя в его глазах еще читалась боль, он не оставил меня и повернулся лицом к толпе Ревеллей.
– Если хотите разделаться с ним, сначала попробуйте справиться со мной.
Его родные приумолкли, похрустывая костяшками пальцев.
– Роджер, я…
– Потом. – Он глянул мне за спину. – А сейчас – бежим!
Глава 32
Лакс
Джеймисон просто дурачок. Наивный дурачок с большим сердцем и ясными глазами, он пропустил мимо ушей все мои предостережения. Остался на острове, хотя за это время от пристани отчалили одиннадцать паромов.
И этому дурачку нужно бежать быстрее.
Толпа ринулась в погоню за ним и Роджером. Они бежали во всю прыть, но Джеймисон то и дело оборачивался, ища меня глазами.
«Ревелли тебя терпеть не могут. Они не хотят тебя больше видеть. И я тоже не хочу».
Его светонить становилась все тусклее и тусклее, золотистый оттенок тонул в глубоком отчаянии. Тем не менее я воззвала к своей магии, преодолевая невыносимую, проникшую до мозга костей усталость, грозившую накрыть меня с головой. Схватила светонити Ревеллей, принялась стирать их сомнения. Усилила их боль, гнев. Они искали виноватого, и я им его показала: пожар начал Джеймисон.
И сколько бы мне ни осталось жить – дни, недели, десятилетия – я никогда не прощу себе, что причинила ему такую боль.
Зато он останется жив. И моя семья тоже.
Дьюи самодовольно хохотнул:
– Они его растерзают.
– Триста не допустит.
Он брезгливо сморщил нос:
– В таком случае от него будет нелегко избавиться.
Кэтрин Ревелль жива, Джеймисон Джонс мертв, – писал Дьюи в дневнике. – Колетт стала примой, но магия Лакс слаба, и Кэтрин не подпускает меня к дочери. Побеждает Джордж.
Эти каракули всю ночь не давали мне уснуть. Дьюи играл в бога, подбирая верную комбинацию чужих жизней и смертей, которая приведет его к власти. И с моей помощью он на всех парах движется к должности мэра. Все утро он водил меня от одного избирательного участка к другому, приказывал мне использовать магию, чтобы внушить всем мысль, что проголосовать нужно за него. И каждый раз просил Тревора подтвердить, что я делаю так, как он сказал.
Приходилось слушаться.
«Твои дни сочтены», – сказала Страттори. Однако я еще жива.
– Умница, дорогуша, – Дьюи потрепал меня по щеке. – Играешь как по нотам.
– То есть?
– Он тебя любит. – Дьюи презрительно фыркнул, и в тон его ухмылке я нацепила свою безжалостную улыбку. – А любовь – это величайшая слабость. Стоит только выяснить, кого любит твой противник, и можно из него веревки вить.
Как из Розы Эффижен и ее сына. Или Фрэнка Хроноса, у которого тоже остался сын.
Мне хотелось голыми руками содрать с лица Дьюи эту самодовольную ухмылку.
– Смотри. – Дьюи, усмехаясь, указал в конец переулка. – Его загнали в угол.
Толпа, напирая, прижала Джеймисона и Роджера к стене. Вспыхнула драка, чей-то кулак впечатался в красивое лицо Джеймисона. Уже в третий раз за лето. А он даже не пытался отбиваться.
Черт возьми. Они должны были запугать его, а не бить.
Превозмогая усталость, я схватила их светонити. В голове трубным гласом звучало предостережение доктора Страттори. Но раз уж я ввергла толпу в эту лихорадку, мне нужно всех утихомирить. Без магии тут не обойтись.
А Джеймисона нужно выпроводить любой ценой.
Погружение в магию было подобно прыжку головой вниз в замерзшее озеро. Внутри не осталось ничего, только твердый лед и ужасная боль. В голове, в груди вздымалась тяжелая волна. Я споткнулась, схватилась за голову, перед глазами вспыхнули белые огни. Я слышала, как Дьюи окликает меня, но остановиться не могла. Последние капли магии, они должны быть где-то здесь…
Вдруг моя чернильница разбилась вдребезги.
Я вскрикнула, легкие наполнила резкая боль, затопила, захлестнула волной…
– Лакс!
Грудь сковало льдом. Я закашлялась, и с подбородка на руки закапала какая-то жидкость, на удивление теплая.
– Лакс, что с тобой? Тебе плохо?
Я все еще сжимала светонити моих родных. «Ты не хочешь бить его. Ты хочешь его отпустить».
– Лакс, черт возьми, скажи хоть слово!
Светонить Дьюи была темной и липкой, как нефть. «Ты не волнуешься. И не жаждешь крови. Ты спокоен, доволен и занят своими делами».
Его паника и гнев поутихли.
– Со мной все нормально.
Каждый вздох резал легкие битым стеклом. Но толпа стала рассеиваться. Джеймисон, прихрамывая, убегал прочь, рядом с ним шагал Роджер.
Я зашлась сухим, жестким кашлем. Дьюи похлопал меня по спине, я еле удержалась, чтобы не отпрянуть.
– Может быть, позвать Страттори? Нельзя, чтобы ты так кашляла сегодня вечером.
– Тут пахнет пеплом. Не выношу этот запах. – «Ты хочешь оставить меня в покое».
Он поглядел на часы:
– Скоро приедут журналисты, сфотографируют меня и Вольфа на развалинах. Предвкушаю заголовки газет: «Дьюи Хронос обещает перестроить Ночную сторону».
Перестроить? Я обернулась к нему так резко, что закружилась голова.
– Ты серьезно?
– А что? – Он потрепал меня по щеке. – Большой шатер вам больше не нужен.
Я подавила ярость. Придет время, и я нанесу ответный удар. Но не сейчас.
– Приведи себя в порядок. – Он бросил мне носовой платок. – Скоро мы опять пойдем на участки, и ты зачаруешь для меня новых избирателей. Но только не слишком много. Не хочу, чтобы моя семья начала догадываться о твоих способностях.
Мне и без того хуже некуда.
Как только он ушел, меня опять скрутил кашель. Я прикрыла рот его платком, и в нос ударил аромат дорогого одеколона.
Когда кашель наконец стих, я взглянула на платок.
Он был весь красный.
Красный, как гранат. Как рубин.
«Твои дни сочтены».
Ко мне подскочил встревоженный Тревор.
– Так нельзя. Прекрати использовать свою магию.
– Не могу. – Опираясь на него, я с трудом поднялась, и все мускулы на ногах отозвались протестующей болью. – Ты читал мысли Дьюи?
– Да, но он хорошо умеет их скрывать. Сейчас его больше всего занимают выборы. И Джеймисон. – Он склонился ко мне, на лице была написана неподдельная горечь. – Лакс, честное слово, я понятия не имел. До последнего верил, что он
