Книга Ловушка для повесы - Алисса Джонсон

Аделаида твердила себе, что не стоит надрывать сердце. Во всяком случае, пора чувствовать себя спокойнее, чем час назад. В конце концов, сколько можно страдать из-за Вольфганга? Всякое сочувствие к нему исчезло после того, как он пригрозил забрать Джорджа. Нет, она с ним покончила.

С тихим смирением она приняла пачку писем и объяснения Коннора об их содержании, а потом смотрела, как они горят в камине. Когда они превратились в пепел, она повернулась к Коннору и, обхватив его руками, крепко прижималась к мужу, пока не унялась ее сердечная боль, признавать которую ей не хотелось.

Вольфганг покинул Эшбери-Холл на рассвете следующего дня. Ему предстояло отправиться в другое владение Коннора и ждать там известий по почте.

Его отъезд прошел тихо. Он взглянул на спящего сына, кивнул встреченной в коридоре Изабелле и в сопровождении Аделаиды прошел к поджидавшему его экипажу. По ее просьбе Коннор и его люди не появились при этом отъезде. Не было никакого смысла в вынужденной вежливости. Не стоило притворяться, что этот отъезд не является изгнанием.

Вольфганг принес извинения. Единственное тихо произнесенное: «Мне очень жаль», затем забрался в экипаж и захлопнул дверцу.

Аделаида верила, что он сожалеет о случившемся, но жалел ли он об этом ради семьи или просто жалел самого себя, она не знала. И потому сознательно решила оставить размышления об этом в прошлом и сосредоточиться на заботах настоящего.

Джордж был в безопасности. Изабелла — счастлива. А карета с Вольфгангом укатила прочь. Он начнет новую жизнь... вдали от них всех.

С неуверенной улыбкой она отвернулась от подъездной аллеи и направилась в дом. С каждым шагом она ощущала, как с плеч ее сваливается груз...

Она перехватила служанку, которая несла вырывавшегося Джорджа в большой холл. Молодая женщина старалась тихим воркованием его успокоить, мерно покачивая сердитого малыша на бедре.

— Он проснулся раздраженным, мэм. И я решила, что прогулка...

— Я возьму его. — Аделаида пересадила Джорджа на свое бедро и пригладила его взъерошенные волосы. — Не принесете ли в гостиную небольшой стакан молока? Пожалуйста. И тарелочку пирожных, которые испекли вчера.

— С кремом внутри, мэм?

— Да, пожалуйста.

Ей хотелось побаловать Джорджа и себя.

— Пошалим немного, — прошептала она на ухо Джорджу. Она посадила его на пушистый ковер и смотрела, как он рванулся к кушетке и засунул руку между подушками. — Здесь больше нет ложки, дорогой. Но подожди и получишь кое-что получше.

Когда принесли пирожные, Аделаида разрезала их на три части, вытерла с пальцев начинку, взяла себе ломтик и поставила тарелку на пол рядом с Джорджем, жадно пьющим молоко. Потом она с нежностью наблюдала, как он подобрался на четвереньках к предложенному лакомству.

— Бисквит!

— Верно, бисквиты.

Она уселась около него, не обращая внимания на то, что подает ему плохой пример: ест сласти пальцами и на полу! Несколько минут такого легкомыслия вряд ли испортят ребенка, а смотреть, как он смеется, сжимая пирожное так, что крем выдавливается наружу, было огромной радостью.

Аделаида рассмеялась и взъерошила ему волосы, а потом положила в рот очередной кусочек и причмокнула. Джордж, подражая ей, запихал в рот целый кусок.

— Можешь взять себе два, — сказала она ему, прекрасно зная, что он не понимает, что это значит.

Ну и пусть! Ей просто нравилось говорить с ним.

Насмешливый голос Коннора прозвучал у нее над головой:

— За год он станет похож на поросенка или... на своего тезку.

Дрожь удовольствия пробежала по ней. Коннор подошел и встал так близко, что она ощутила спиной жар его мощных ног. У нее промелькнула мысль, что, пожалуй, она зря отказалась делить с ним постель десять раз в сутки. Весьма непредусмотрительно с ее стороны.

— Не станет! — бойко возразила Аделаида, запрокидывая голову и улыбаясь. — И вообще он назван не в честь принца-регента, а в честь отца его матери. — Который, вдруг вспомнила она, также отличался округлой фигурой. — Хотя, возможно, ты прав...

Протянув руку, она забрала тарелку. В конце концов, одного пирожного вполне достаточно.

— Оставь, — сказал Коннор и, наклонившись, забрал у нее тарелку. — Побалуй его еще немножко, если это доставляет тебе удовольствие.

Он снова поставил тарелку на пол, взял ее за руку и поднял на ноги. Встревоженные зеленые глаза всмотрелись в ее лицо.

— Как ты?

— Хорошо. Даже отлично, с учетом... Я чувствую... — Аделаида закрыла глаза со счастливым вздохом, потому что он прошелся легкими поцелуями по ее щеке. — Я чувствую, что стала больше сама собой, чем была долгое время.

Она ощутила кожей, что губы его изогнулись в улыбке.

— Ты была кем-то другим?

— Нет... и да... Частично, — напомнила она ему их недавний разговор. Он с интересом посмотрел на нее, и Аделаида смущенно улыбнулась в ответ. — Мне нравилось быть беззаботной, даже чуть бесшабашной. Но когда обстоятельства жизни моей семьи изменились, мне пришлось отбросить прочь эти стороны моего характера. И я почти забыла, о них, потому что у меня просто не было выбора. Беззаботные и бесшабашные личности не могут быть идеальными главами семейства.

— Должен ли я понять это так, что ты больше не та женщина, которую, как я полагал, взял в жены?

— Ты узнаешь, что твоя жена далеко не так послушна, как была твоя невеста.

— Если б я мог получить по фунту с каждого новоявленного мужа, который услышал такое заявление... — Он улыбнулся, когда она расхохоталась, и легонько постучал пальцем по ее подбородку. — Ты никогда не была настолько послушна, любовь моя.

— Может, и нет, — согласилась Аделаида.

Но все-таки она была более осторожной, старалась не рисковать, была наивнее и не хотела особенно вглядываться в мир вокруг себя. Это напомнило ей... Когда Коннор нагнулся, чтобы тоже взять кусочек пирожного, она посмотрела в окно в сторону конюшни.

— Значит, ты чувствуешь себя бесшабашной? — сказал он, одним глотком расправляясь с кусочком пирожного.