этому не могли помешать абсолютно никакие преграды: ни стены, ни потолок, ни тонны земли и воды. Этот охотник обладал настолько чутким и острым нюхом, что все это было для него сущим пустяком.
Он чувствовал витающий в воздухе ужас. И он мог различить его по вкусу и понять, что ужас испытывают разные люди. Один страх был сильным с горьким привкусом отчаянья, но было в нем что-то знакомое, что-то родное и милое затихшему сердцу.
Голос на секунду утих. Фигура в плаще остановилась, согнувшись, будто от боли. Она чувствовала, как что-то – какие-то змеи паразиты копошатся где-то внутри, вызывая видения. Лежащая на кровати обнаженная женщина, и рука, поглаживающая ее пепельно-русые волосы. Она смотрела большими серо-голубыми глазами, неловко хлопая длинными ресницами. Он чувствовал ее тепло.
И запах карамели.
Боль исчезла. Вместо нее вновь появился властный, повелевающий голос, заполнивший собой все. Он снова вытеснил человека и заменил его безвольной марионеткой.
Второй страх был гораздо слабее, был неустойчивым. Он то неожиданно появлялся, резонируя с сигналом, то затихал, не отвечая на него совсем. Но вкус его был божественным, чистым. Никакой горечи, никакого волнения, лишь первосортный ужас.
Марионетка чувствовала, как цель приближается, но те вдруг возникшие воспоминания что-то в ней сдвинули, будто повернули что-то вспять. А Голос, почувствовав это, заговорил быстрее и намного громче, настолько, что голова взрывалась болью, пульсировала в такт отвратительной музыке внутри, под черным плащом. Но Голос опоздал. Что-то намного сильнее его взяло власть над этим существом. Уже не человеком, но еще не чудовищем. Мертвецом, застрявшим где-то посередине между жизнью и смертью.
И он чувствовал это. И боролся, но проигрывал.
Дверной проем светился, искрясь мерцающем, будто на солнечном свете, камнем. Черный плащ поблескивал от влаги, конденсирующейся на его непроницаемой для воды ткани.
У колонны большого белого зала стояли две женщины. Это их ужас чувствовался в воздухе. Не произвольно заставляя их бояться и мучиться, он шел вперед, тянулся к этой чумазой пепельноволосой женщине, заслонявшей собой девочку.
Голос взбесился. Завизжал, превращая внутренности в кашу, но он не слушал. Больше не было Марионетки, не было бездушной куклы без воли и сил бороться. Теперь был человек. Ужасный, изуродованный, человек без лица.
Но все же человек.
***
Мирра уже смерилась со смертью, тем более, что ужасная головная боль и сковывающий все тело страх не давали пошевелиться.
Страшное существо медленно шагало к ним, протягивая руки.
– Не подходии… – выдавила она из онемевших губ, но монстр все равно приближался. Мирре правда, казалось, что каждый шаг дается ему с трудом, но каждый метр, что он преодолевал, отзывался в ее голове усиливающейся болью. И, судя по тому, как Амелия сжимала ее талию, и болью девочки тоже.
Но через секунду она прекратилась. А безликий остановился, схватившись за голову. Раздалось мычание. Он явно что-то кричал, но заросший бугрящейся от чего-то, шевелящегося по ней кожей, рот не давал этого сделать в полной мере.
Ноги Мирры подкосились, и она села на пол, чуть не придавив распластавшуюся на нем Амелию. Так она и сидела, со странным для себя спокойствием наблюдая, как Безликий извивается, держась руками за голову. Может ей казалось, но она видела в его фигуре, скрытой под плащом, в его отсутствующих глазницах, так или иначе, передающих взгляд, что-то знакомое.
Безликий успокоился. Медленно опустил голову и так же медленно натянул не нее капюшон. Мирра видела, как его затянутые в черную кожу руки трясутся. Почему-то она долго смотрела на них и не могла оторвать взгляд. Где-то сзади тряслась от страха девочка. Однако Мирра страха не чувствовала – он ушел вместо с головной болью. Так что она просто сидела не в силах подняться на ноги, не в силах понять что-то, не в силах принять решение, что делать дальше.
Фигура в черном будто почувствовала это. Нерешительно дернулась в сторону Мирры, протянула руку. Девушка сначала никак не отреагировала, однако затем медленно и нерешительно положила свою руку в черную перчатку. Ощутила шершавую поверхность кожи. Рука безликого сжалась, крепко, но не так, что Мирре стало больно, напротив, как-то даже ласково, с едва ощутимой любовью.
В этот момент она, казалось, все поняла.
– Асмер, – прошептала она.
– Асмер, – громче сказала Мирра.
Фигура дернулась, стыдливо одергивая капюшон.
– Асмер, – крикнула Мирра, и бросилась к нему в обьятия.
Крупные капли слез забарабанили по поверхности плаща. Стекали по нему к тяжелым черным сапогам.
Асмер не ответил на обьятия, мягко остранился от Мирры, все так же пряча лицо.
– Что с тобой случилось? – спросила она, пытаясь дотронуться до того, что Асмер прятал под капюшоном. Мирра пыталась сказать это как можно ласковее, но то ли потому, что у нее не вышло, то ли по другой какой-то причине, тот лишь отвернулся. Кивнул в сторону дверного проема.
– Ты хочешь, чтобы мы пошли за тобой? – спросила Мирра.
– Не пойду, – откуда-то сзади пискнула Амелия. – Он страшный.
– Не бойся. Он нас не обидит, – Мирра взяла ее на руки. – Это мой друг.
– Правда?
– Правда, дорогая, пойдем.
***
Чувства Асмера было сложно описать. Только что мертвый он воскрес в совершенно другом, не принадлежащем ему теле. Он не помнил, что было, после того, как он перестал себя ощущать там, где-то в темноте, но ужасный багровый свет, заполонивший собою все пространство, на секунду моргнул, и Асмер постепенно начал снова возникать. Он вдруг осознал, что кровавое око на горизонте, шептавшее ему что-то, здесь не хозяин, лишь незваный гость, которого пора выпроводить. Асмер сам не понял, как ему это удалось, помнил лишь лицо Мирры, стоявшее перед глазами, прямо там, где до этого было око. И начал всеми силами тянуться к нему, чувствуя невыносимую жгучую боль, но не отступая. Асмер заставлял свое воплощение, пусть и донельзя ослабевшее, двигаться, парить над бездонной бездной.
А затем он услышал голос. И тьма взорвалась светом.
Очнулся Асмер посреди просторного, светлого зала. Голова ужасно болела, а перед ним, как бы неожиданно это бы ни было, сидела Мирра, а за ней пряталась девочка со светлыми волосами. Нет, Асмер их не видел, но он как будто бы и не нуждался в зрении, чтобы видеть. Асмер стал почти как то существо, чучело которого он увидел в лавке братьев Шуль первым.
– Кормин, – вдруг послышался далекий голос Недларда.
– Ему не нужно зрение, – подумал Асмер.
Однако без глаз он не только видел Мирру, не только мог различить каждое пятнышко грязи на ее лице и шее, но
