и мы сможем вернуться в гостиницу, где в это время мы остановились в Лондоне.
Вдруг взгляд мой упал на один из кладбищенских камней. Он располагался на участке, принадлежавшем Кеннетам. Как объяснил мне лорд Роберт, захоронения производились в соответствии с предпочтениями членов семьи, записанными в их завещаниях. И часть родственников покоилась на родовом кладбище подле замка Кеннет Кастл, в провинции, а другая — в столице.
Так или иначе, я не знаю, почему я увидела именно этот камень. Внешне он почти ничем не отличался от остальных. Классическое серое надгробие. И высеченное на нем имя: «Леди Джулия Кеннет. 1835–1878».
Холод мурашками пробежал по спине. Не знаю почему, но, стоя возле этой могилы, я вдруг почувствовала себя скверно. И была безумно рада, когда Джон подошел ко мне, взял под руку и увел с кладбища.
С похорон Гортензии прошла примерно неделя. И в один из дней мы с Джоном устроили настоящий кавардак в квартире Лиззи.
Всё началось с истории о дневнике, которую я наконец рассказала Джону. Конечно, тот очень удивился, особенно учитывая то, что в истории было замешано настоящее привидение. Но Гвендолен была нашим с Джоном общим другом, и Джон стойко принял на веру мои слова.
И всё же мне хотелось показать Джону дневник, который, я точно помнила, был оставлен мною в квартире Лиззи. Однако в ящике стола в моей комнате дневника не оказалось. Мы принялись искать дальше. Но сколько бы мы ни рылись в ящиках, ни выворачивали содержимое папок, ни пересматривали ряды книг, дневника нигде не было.
И вот, мы сидели на полу, окруженные невообразимым хаосом, сотворенным нами же в поисках неуловимого дневника, и на глазах моих начали наворачиваться слезы.
— Джон, — всхлипнула я, попутно надеясь, что такая чрезмерная эмоциональность лишь результат моей беременности, — дневник точно был. Честное слово! Я же читала его и, я не вру! Поверь мне!
Мне было так обидно, что слезы текли и текли, хоть я и старалась их остановить.
— Аниа, перестань, — улыбнулся Джон, — наверное, есть некоторые вещи, которые предназначены только для определенных людей. Наше привидение выбрала тебя, чтобы открыть тебе свое сердце. Что ж я не буду обижаться на неё за это.
Он взял мое лицо в свои руки и поцеловал каждую слезинку, нежно стирая её губами.
Я посмотрела на него, и Джон снова улыбнулся.
— Я говорил, что люблю, когда ты так на меня смотришь? — спросил он.
— Про взгляды что-то упоминал, а вот о том, что ты любишь меня до сих пор молчишь, — с наигранной обидой сказала я.
— Бедная ты моя девочка, — весело рассмеялся Джон.
Он провел пальцем по моей нижней губе, затем второй рукой, обнял меня за талию и притянул ближе к себе.
— Ты хочешь, чтобы я тебе это сказал? — спросил он, начиная целовать мою шею.
— Было бы неплохо, — всхлипнула я.
Джон провел рукой по моим волосам, а затем прижал меня к себе совсем близко, так, что между нашими грудными клетками не было и сантиметра, и я слышала, как в унисон бьются наши сердца.
— Я люблю тебя, — твердо и уверенно сказал он.
Губы наши соприкоснулись.
Джон целовал меня сначала медленно, но затем всё глубже и горячее. Руки его гладили мои спину, плечи, бедра. Мое дыхание участилось. По телу начал растекаться огонь томления. Всё время с произошедших событий мы жили вместе, но близки еще не были. Слишком много горя осталось позади. Но сейчас пришло время проститься со случившимся. И мое тело соглашалось с этим, говорило «да», смело отвечая на горячие ласки.
В квартире творился полный хаос, но мы перестали его замечать.
Джон стянул с меня майку, сжал мою грудь. Ущипнул пальцами возбужденный сосок. Я вскрикнула, но лишь еще крепче вжалась в Джона.
Его горячие губы жадно прикасались к каждой частичке моего тела. Я целовала его в ответ, ощущая нарастающее в нас напряжение.
Джон опрокинул меня на спину. Задрал мою юбку.
А затем наш мир слился воедино. Одно дыханье на двоих. Биение сердец. Пальцы Джона, сплетающиеся с моими, и его тихий шепот: «Я люблю тебя, Аниа. Люблю. Люблю…»
Весною мы с Джоном поженились. В глазах света это было непростительно быстро после произошедших зимою событий, но Джон сказал, что ему всё равно, что я — буду его женой, и он даст нашему ребенку свое имя. Скромная церемония прошла в небольшой часовне возле Кеннет Кастл, той самой, в земле которой были похоронены предки Джона.
Лиззи помогла мне выбрать платье в стиле ампир, немного скрывающее мой округлившийся живот. А Мэри, как приверженец старых-добрых традиций, подарила мне браслет с декоративной подковой, который каждой уважающей себя английской невесте следует надеть на запястье, чтобы подкова принесла счастье.
Из гостей со стороны Джона были лорд Роберт, в качестве свадебного подарка передавший внуку управление всеми семейными делами, наши милые Генри и Мэри, Лиззи с Артуром и оставшаяся ни при делах несчастная троица английских героев. Сэм Прат на свадьбу не приехал, сказав, что ему хватило Кеннет Кастл и в последний раз. Однако от него пришла поздравительная открытка со словами: «Вы оба сумасшедшие. Потому, полагаю, будете очень счастливы вместе». К открытке также был прикреплен конверт с письмом, датированным 1878 годом. Тем самым письмом Томаса Прата, о котором Сэм рассказывал мне в своем доме. Так, официально закончилась война семей Кеннет — Прат.
С моей стороны на свадьбе были мама и сводные брат с сестрой. Отчим не смог взять отпуск, на что я ни капельки не обиделась.
Да и остальное было не важно, потому что этот день был моим и Джона.
Когда священник попросил моего будущего мужа произнести клятву, тот не стал говорить длинных и пустых слов, но взяв мою руку в свою, тихо произнес:
— Я просто люблю тебя и хочу быть с тобой, Аниа.
После он надел на мой палец кольцо и поцеловал меня. Удивительно нежно и вместе с тем так, что сердце мое забилось быстрее.
— Я тоже люблю тебя. Такого, какой ты есть, — ответила я, надевая кольцо на палец Джона.
Священник объявил нас мужем и женой. Мы снова поцеловались и под дружные аплодисменты наших друзей покинули церковь.
Следуя одной из свадебных традиций, мы решили пройти пешком от церкви до замка, и я была удивлена, увидев, что все поля в этот день покрылись золотом от сотен распустившихся нарциссов.
— Символ Уэльса, — подсказал мне старина Генри, — нарциссы здесь сажают повсеместно. Этот цветок считается хорошей приметой, а еще символом зарождения новой жизни.
И с этими словами он подмигнул