Вчера мне удалось съездить в больницу и проведать Сашу. Она выглядит хорошо, даже улыбалась. Я долго её благодарила за смелость и преданность своей работе, особенно за то, что она спасла ещё одну крохотную жизнь.
Дома я почти всю себя отдаю Дениске. Когда я стала мамой, я начала новую жизнь, наполненную удивительным, ни с чем несравнимым опытом.
Мирон практически решил свои проблемы, но, я догадываюсь, что он многое потерял. Ему пришлось потратиться на адвокатов и решать дела с совместным бизнесом. Кулагины стали нашими врагами.
Он не посвящает меня вообще в свои дела, опасаясь, что я буду нервничать, но я вижу по его глазам, что он сейчас подавлен. Только часы, проведённые в объятиях друг друга, помогают нам справиться с плохим настроением.
Когда Дениска спит, мы уединяемся в спальне и отдаём себя друг другу, растворяясь в чувственных ласках и неземных поцелуях.
Следующий день принёс мне удивительную новость!
Такого я точно не ожидала…
Я даже на несколько минут потеряла дар речи, услышав то, что рассказал мне Мирон.
— Ди, у меня к тебе есть очень важный разговор… — взволнованным тоном сказал мне мужчина, после сытного ужина.
— Подожди пять минут, я Дениску в кроватку уложу и вернусь, — чмокнув его в щёку, я на пару минуток удалилась в детскую.
Когда вернулась, Мирон сидел в гостиной на диване с достаточно серьёзным лицом. Мурашки пронеслись по спине, я поняла, что что-то снова случилось.
Присаживаюсь рядом, положив свою руку на его сверху.
— Ты готова? Он будет сложным, я не хочу, чтобы ты нервничала, но не могу промолчать.
— Что же опять у нас случилось? — устало вздыхаю я.
Мирон прав!
Надо быстрее уехать из страны.
В другом городе мы точно сможем хоть немного расслабиться.
Сменим обстановку, станем дальше от ненавистных лиц и проблем.
— Это касается твоей мамы…
— Не хочу про них больше слышать! — вскрикиваю.
Правда!
Ну зачем он начал старую тему?
Я же сказала, что они не люди, а монстры, они мне воистину противны и они никогда не исправятся!
— Нет, ты не поняла, — быстро успокаивает он меня, — это касается твоей настоящей мамы.
— Что? В смысле?
— Ты Кулагиным не родная, представляешь?
— Как это?
Что?
Что он такое говорит?
Ошарашенно хлопаю ресницами, глядя в его серьёзное лицо.
— Твою маму звали Дорохова Маргарита Сергеевна, она жила в Германии и была непростой женщиной. Достаточной богатой. Вышла замуж за иностранца и стала владелицей крупной фирмы.
— Ох…
У меня закружилась голова, Мирон быстро дал мне попить.
— Мне уже это всё надоело. Все эти расследования, копания в прошлом, всё новые открытия. Голова разрывается!
— Понимаю, малыш, но на этот раз я озвучу тебе правду. У меня есть весомые доказательства и есть вот это… письмо.
Мирон протягивает мне пожелтевший конверт, я задерживаю дыхание.
— Я всё узнал. Пришлось потрудиться, но, думаю, в какой-то степени тебя это обрадует. Что ты… неродная дочь Кулагиным. Антонина — двоюродная сестра твоей настоящей, биологической мамы. Просто прочитай вот это.
Фух…
Голова кругом.
Осматриваю конверт со всех сторон — нервно верчу его в руках. Первое, что бросается в глаза, — надпись на лицевой части конверта. Ровным, красивым почерком. Написанным с особым старанием, будто с любовью.
“Моим любимым девочкам…”
Дрожащими пальцами я вытаскиваю из конверта листок. Затаив дыхание, читаю. Первая фраза, и… моментально горькие слёзы на щеках.
“Дорогая Верочка и Ирочка, мои девочки… Как жаль, что моя жизнь подходит к концу и мне придется вас покинуть. Вы мои солнышки! Я вас невероятно сильно люблю! Надеюсь, что вы проживете эту жизнь долго и счастливо, и, когда повзрослеете, прочитаете это письмо. Я пишу вам из последних сил… К сожалению, это мои последние слова. Скоро я отправлюсь к вашему отцу.
Я хочу, чтобы вы всегда держались друг за друга! Ведь больше у вас никого роднее нет… Тётя Тоня пообещала, что она выполнит мою последнюю просьбу и будет заботиться о вас. Но она потребовала награду. Часть нашего с папой состояния я завещала им, а большую часть вам.
Я очень сильно вас люблю, мои девочки… Мне очень больно писать эти строки… Но я уверена, мы с вами ещё встретимся. Ведь смерть — это не конец, а только начало… Ваша мама.”
Слёзы потекли по щекам уже сильным напором.
Мирон быстро бросился меня обнимать и утешать. Он ладонями растирал мои слёзы и гладил, что-то успокаивающее нашёптывая на ушко.
Я не могла понять, что я сейчас чувствую.
Моя душа рвётся в клочья!
Так много лет прошло!
Но почему я узнаю правду только сейчас?
И если бы не Мирон, я бы могла вообще не узнать её никогда.
Поразительно…
— Ну тише, тише… Всё хорошо.
— Мама меня л-любила! Она меня не хотела б-бросать… Ей было очень б-больно, она умирала!
Это невозможно…
Это так больно!
Но я верю!
Верю каждому слову, написанному от её руки, потому что сердцем чувствую родное! Что-то внутри кричит, что это всё — правда. Это почерк моей мамы. Такой красивый, аккуратный, так похож на мой… но в некоторых местах чернила размазаны, будто это вода. Или слёзы… Она плакала, когда писала.
— Я знаю, малыш, я знаю! Ты обещала сильно не нервничать.
Мирон берет моё лицо в ладони и нежно целует.
Его поцелуи всегда успокаивают…
— Твои родители попали в аварию. Отец скончался на месте, а мать какое-то время пробыла в больнице. Она успела написать это письмо. Как ты поняла, она попросила свою двоюродную сестру удочерить вас. В благодарность, Маргарита отдала Кулагиным часть своего состояния. Но что-то пошло не так. Почему в итоге одна дочь оказалась в приюте — неясно. Я пытаюсь это сейчас выяснить. Всё очень непросто. Ведь столько лет прошло…
Когда мне становится немного легче, приняв новую ошеломительную правду, я продолжаю диалог с Мироном:
— Ирочка?
— Да, так тебя назвала твоя биологическая мама. В приюте дали другое имя.
— Он умерла, д-да?
Он молчит, склонив голову.
— Мамочка…
Мы несколько минут сидим молча, а я рыдаю на коленях любимого мужчины. В конце концов, я принимаю настоящую правду и заставлю себя успокоиться.
