Малка уцепилась за Волода здоровой рукой.
– Но как же… Куда ты?
– К мастёрым. Я же говорил – мне нужен Центр, Кром.
Малка не отпускала.
– Ты же хотел со мной… вместе… домой…
– Нет. Не хотел. Мне нужно идти. Я не могу остаться.
– Не можешь…
– И не хочу. Мой путь…
Волод замолчал, видя как изменилось лицо женщины. Секунду на фактора смотрела совершенно чужое лицо – властное, твердое, даже пугающее, сулящее что-то недоброе…
– Твой путь. Пусть… пусть… Значит, так тому и быть. Проклятие…
Через секунду вернулась прежняя Малка. Просто испуганная и опечаленная женщина, почти девочка.
– Но… ты не найдешь дорогу…
– Найду. Ты должна идти к своим.
– Нет! Ты не найдешь спуск с Горы! Я пойду с тобой! Не бросай…
Волод покачал головой.
– Со мной тебе нет пути. Нет жизни. А у тебя есть дом…
Неожиданно вступил Главник.
– Она права. Ты можешь блуждать очень долго, пока найдешь какой-нибудь спуск с Горы. Я тоже пойду с тобой. Я покажу.
Молод смотрел Главнику в глаза. Тот выдержал взгляд.
– Почему?
– Я должен тебе. За своих людей. Я доведу тебя до спуска. А потом верну Малку домой. Я должен… ей тоже.
Волод молчал. С силой зажмурился. Потер виски.
– Хорошо. Идем прямо сейчас.
– Идем.
Малка отвернулась, ее руки скрестились – пальцы здоровой руки сжались в кулак. Это было как знак кому-то. Знак, который никто из людей не заметил.
Трое пошли дальше на север. Через сто шагов они скрылись за поворотом улицы.
Они не увидели, как к отдыхающим беглым вышел старый человек в слепом шлеме, закрывающем глаза.
Они не услышали, как вдруг разом от пронзительной боли запищали, завизжали плюгавки в мешке.
Они не узнали…
Женщина из беглых заглянула в торбу – она увидела ком черной слизи и тонущие в нем комочки меха и торчащие как соломинки хвосты.
Мужчина из беглых выставил навстречу старику копье – он увидел, как тонкие паучьи пальцы стариковской ладони впиваются в его грудь, и грудь проваливается внутрь себя и тонет в черной жиже.
Старик убил всех – все живое.
Проклятие никогда не торопится.
Пошел дождь.
Не огненный – обычный прохладный дождь.
Главник, Малка и Волод шли под дождем. Малка подставляла сияющее лицо под светлые струи и улыбалась. Она крепко держалась за Волода, как ребенок – за три пальца. Раненую руку подставила под капли, будто дождь это лучшая заживляющая мазь. Благостный дождь.
– Ты победил проклятие… – тихо говорила Малка. – Благостный дождь. Огненный дождь. Ты победил…
– Нет, – Волод тоже чуть улыбался, – Это проклятие нельзя победить силами нашего мира, можно только прогнать. Оно не терпит некоторых стихий. Вода прогоняет его с открытых мест, и проклятие прячется туда, куда влага не может добраться. А пламя полностью изгоняет его.
– Навсегда?
– Не знаю. Проклятие не принадлежит нашему миру, оно пришло с другой стороны бытия или из иной вселенной, или из другого времени… не знаю. Оно чужое и чуждое всему, что есть у нас.
Капал дождь. Собирались лужи в стыках мостовых плит. Сапоги шлепали по ним и разбрасывали веселые брызги.
Главник монотонно шагал, сосредоточенно смотрел под ноги, но чутко прислушивался к словам фактора.
Малка спрашивала:
– Что такое проклятие?
– Это часть того, другого мира. Оно как-то проникло к нам. Кто-то пустил его. Мы не можем ни видеть, ни осязать его – оно проявляется как смерть. Смерть всего живого, что прикоснется к нему. Чужое убивает.
– А слизь? Что такое эта черная слизь?
– Когда проклятие поглощает с живое вещество, оно проникает в наш мир материально. Мы видим это как чернильно-черную жижу, как текучее абсолютно черное тело. Эта субстанция существует одновременно в двух мирах – не только в своем, но и в нашем тоже. Поэтому с ней можно взаимодействовать. Эта материя не живая и не мертвая, она как граница между мирами, между энергиями, между временами. Видимо с ней можно вступить в контакт и заставить служить. Или это она заставляет служить себе.
– А что нужно для того, чтобы подчинить себе эту тьму?
– Злая воля. Очень сильная воля и… наверное, что-то еще, что позволяет силе держать связь с двумя мирами сразу. Не знаю. Я не знаю, что дает власть над проклятием…
– Ночной Колпак… – вдруг буркнул Главник.
– Что?
– Ничего. Просто иду. Молчу. Здесь налево.
Через шесть дней трое вышли из Проклятой Петли.
Проспект снова лежал перед ними безжизненный и непостижимый. Он замыкал проклятие в круг, отрезая от заброшенного, но все же человеческого Города.
В Пустоградье шли еще четыре дня.
Малка все оглядывалась по сторонам, словно отыскивая на пустынных улицах какие-то известные ей приметы. Наконец она дернула Главника.
– Ты ведешь не правильно. Мы так потеряли целый день пути.
Главник скривился.
– Я знаю как вести. Мы выйдем точно к спуску. Самому лучшему спуску.
– Но могли добраться быстрее…
– Сколько раз ты ходила тут, женщина? Два раза? Три? А я хожу здесь всю жизнь. Я знаю лучшую дорогу.
Малка вскинулась что-то бурно возразить, но Волод опустил ей руку на плечо.
– Сколько осталось?
– Завтра будем на месте, – бросил Главник.
Снова ряды домов, череда перекрестков, путаница дворов и проулков.
Снова Волод расспрашивал Малку.
– Мы идем к Горе?
– Да.
– А почему дорога не поднимается? Путь ровный как стол.
– Мы идем к Горе, – Малка досадовала на непонятливость своего Дождя. – Город – дом, мы на крыше, мастёрые на дворе. Что не понятно?
– Но как?..
Когда Волод надоедал Малке она замолкала или спрашивала:
– Дом, крыша, двор – повторить еще раз?
Ночь выдалась светлая – луны побежали наперегонки за большой луной, как гагачата за матерью, а потом развалились вкруг нее ночевать. Редкие облака, потянулись на север, чуть краснея боком от невидимого с земли северного света. Недавние дожди смыли с Города стоялую духоту и взвесили в воздухе свежий запах влаги.
По неизбывной привычке на ночлег расположились посреди мостовой. Малка в первый раз с момента выхода из Петли разожгла высокий костер. Главник отполз от пламени в тень, завернулся в плащ и затих. Волод и Малка сидели рядом.
