до дома с мезонином. Свернули в подворотню и остановились у пристройки, у дверей блатхаты мадам Савостьяновой. Стоявший парень перед входом в заведение, улыбнулся Отрыжке и открыл одну створку. Сергей, зная, что вниз ведут «дюжина ступенек» не торопился и пропустил вперед Отрыжку. Тот привычно застучал каблуками, прошелся по коридору и открыл дверь в меблированную комнату. Обслуживала прибывших гостей белокурая грудастая деваха.
Разговор начался за рюмкой водки. Сергей прочувственно рассказал Гришке-Отрыжке байку о Боцмане, которого все питерские блатняки считали за отца родного. Они буквально обливались слезами, когда узнали о смерти Боцмана. Легавые труп его так и не выдали и год лежит он в земле, никто не знает где, скорбно закончил Сергей. У Боцмана учился Алешка-Колдун, другие ребятки. Они вместе с ним грабили рынок на Сенной, чистили кассы Московского вокзала. Алешка-Колдун теперь станет на его место, фартовый малый, крепкий мужичок, должен тоже приехать в Москву. Привезет подробный план денежного дела. Все будут довольны.
Разговор понравился Гришке-Отрыжке, особенно заинтересовало его денежное дело. Снова выпили. Лично Боцмана Отрыжка не знал, но о его питерских подвигах был наслышан. Короче, Отрыжка обещал поговорить и с Сабаном, и с Адвокатом. А если организовать встречу с Сабаном и Адвокатом, то надо будет пригласить и Алешку-Колдуна. К ним хочет присоединиться еще Ванька-Чума и Лев-Горыныч. Они выпили и ударили по рукам.
– А ты где ночуешь? – спросил Отрыжка.
Сергей этот вопрос ожидал. Делано зевнул.
– Есть на Разгуляе одна хата, вполне приличная. Там и выпить, и закусить найдется. Поедем ко мне?
– А девки?
– Что девки? – удивился Сергей – А зачем они сейчас? Только делу помешают.
– Ну это ты зря, – покачал головой Отрыжка, – девки как раз настраивают мужиков на дело. Я знаю на Тверской одно фотоателье, так там как раз можно и выпить, и закусить, и девок заказать. Красавицы, одна другой лучше. И недорого! Хочешь отведу?
– Ха-ха, – рассмеялся Сергей. – Нет, не сейчас. Вот когда придет мой друг, Колдун, тогда столкуемся, можно будет и за девок взяться. А пока мне надо отдохнуть, выспаться. Я за эти дни десятки касс осмотрел, ночами караулил.
– Ну и как, нашел подходящую?
– Конечно, и не одну.
– И где же это?
– Ишь ты, какой прыткий, придет Колдун, тогда и поговорим. Он же главный, без него я не могу начинать разговор. Я готов еще раз встретиться. Если Колдун меня пригласит, я приду. Без него нет дела. Давай завтра увидимся. Может быть, мне сегодня удастся встретить Колдуна. Я приведу его к мадам Савостьяновой.
На том они расстались.
Сергей не торопился отправиться на Разгуляй. Он побродил по центру, зашел в чайную Орлова, выпил чайку, съел немного отварной колбаски, побаловал себя, посмотрел сквозь витринное стекло на улицу. Не хотелось ему вести за собой хвост. Но все вроде было чисто. Ему следовало погулять подольше. До вечера. Делать-то ему в снятой для него блатхате было совершенно нечего. Запереться в комнате и не выходить. Харча там никакого особенно не было, книг тоже, скука. Он тянул время, не знал, чем себя занять. Съездил так, для отвода глаз на Каланчевскую площадь, посмотрел там все три вокзальные кассы, к ним выстроились длинные очереди. Народу везде полно. Люди толпились, спрашивали, хватит ли билетов. Билетов никогда не хватало. И все равно они становились в очередь, ждали. Поезда опаздывали, расписания никто толком не знал. Люди разыскивали начальника вокзала…
Сергей взял пролетку и, как ранее договорились с Трепаловым, стал объезжать другие вокзалы – Павелецкий, Курский. Присматривался там к работе железнодорожных касс. Но ничего особенного не обнаружил. Все везде было похоже. К вечеру он пришел в свою блатхату, разделся и стал ужинать. Надо было готовиться к завтрашнему дню.
На другой день ровно в двенадцать часов Сергей уже сидел в апартаментах мадам Савостьяновой и, как он говорил, опохмелялся, похлебал куриного бульончика с вермишелью, с аппетитом съел домашние котлетки и выпил рюмку водки. Настроение было неплохое. Он уже чувствовал себя не гостем, а бывалым жиганом, у которого желудок полон и в перспективе предстоит приступить к большому денежному делу. И мадам Савостьянова старалась ему угодить, спрашивала, не нужно ли чего. Повод к тому имелся. Накануне Сергей дал ей солидные чаевые. Это был как бы аванс. И теперь сказал, что обед оплатит и даст вперед деньги на пару деньков, уж больно хороша кухня у мадам. Та только улыбалась и подгоняла свою белокуренькую. После обеда, отблагодарив за сытную трапезу, он сказал, что пойдет теперь на встречу с одним человеком, важным гостем из Питера, и попросил к вечеру накрыть стол на две персоны: для Гришки-Отрыжки и приезжего. У них будут переговоры. Снова дал задаток. Сам он обедать не будет, только приведет питерского. А мадам уж пусть его обслужит. Та расцвела в улыбке. Все пообещала сделать в лучшем варианте. И когда через некоторое время Будилин спускался вниз по ступенькам и вел за собой питерского посланца, Колдуна-Трепалова, мадам Савостьянова сама вышла навстречу и вызвалась показать новому гостю из Петрограда свои апартаменты. Она шла впереди, открывала двери в гостевые комнаты, рассказывала, какие в них подают блюда. Комнаты как комнаты. Столы с белыми скатертями, вокруг каждого четыре стула. У подвального окна самовар с трубой. Никаких ворованных ценностей здесь, конечно, не держали. Как сообщил дворник Егоров, все самое ценное, всю поклажу, которую приносили на продажу, мадам Савостьянова хранила совсем в других местах. Трепалов шел следом, слушал, поддакивал и думал о своем. Вряд ли он догадывался, что мадам водила его по комнатам неслучайно. Гришка-Отрыжка пришел к ней заранее и через отдельный вход направился сразу в тайную каморку, из которой можно было рассматривать гостей, приведенных мадам в меблированный зальчик…
Ты питерский, я московский
Как было договорено, так и сделали. Мадам Савостьянова привела Трепалова в меблированный зальчик, где ее гости играли в карты, выпивали и курили в спокойной обстановке. Стол для двух персон уже был накрыт. Он буквально ломился от разных закусок. Мадам не упустила случая вывернуть наизнанку карман приезжих, подумал Трепалов, глядя на эту пиршественную роскошь. Пока продолжались разные там тары-бары, пока он усаживался, из соседней темной комнаты Гришка внимательно рассматривал нового питерца. Свой или чужой? Оставить его в живых или отправить на тот свет?
Но даже наметанный глаз Отрыжки не смог уловить в прилично одетом господине чужого. Жилеточка, в которой, как определил Отрыжка, топорщатся карманные часы, да и в пиджачке, похоже, портсигарчик
