шофер Михаил вносили отца Дмитрия.
— Предполагал, что все закончится чем-то подобным, — завел было Николай.
— Заткнись! — заорал на него Зотов. — Кладите на стол!
Сдвинув на край стола бутылки и свечи, отца Дмитрия осторожно положили на стол.
— Он меня спас! — истерично продолжала объяснять Ольга.
— Помолчи! — снова закричал Зотов. — Дышит?
Бова склонился над раненым, стал осматривать.
— Дышит. Судя по всему, много крови потерял. Надо срочно в город.
Зотов с трудом поднялся с коляски, подошел к Николаю.
— Гони, и как только войдешь в зону связи, вызывай скорую нам навстречу. Изо всех сил гони!
— А есть смысл?
— Считаю до трех. Раз…
Николай чуть ли не бегом кинулся к двери. В наступившей тишине было хорошо слышно, как он завел машину и уехал.
Зотов, с помощью придержавшего его охранника, подошел к склонившемуся над отцом Дмитрием Бове.
— Как? — тихо спросил он.
Бова неопределенно пожал плечами:
— Пока дышит.
— Сделай хоть что-нибудь.
— Делаю. Кровь не останавливается.
— Он меня спас! — снова закричала Ольга.
— Крест по силе, — с трудом пробормотал отец Дмитрий.
— Что он сказал? — не расслышав, спросил Зотов.
— Сказал — «крест по силе».
— Держись, Дмитрий! — наклонился над раненым Зотов. — Что есть силы держись. Довезем. Я там всех на ноги подниму. Лучших врачей…
— Зачем… беспокойства столько… Здесь тоже хорошие врачи… — пытаясь приподняться, еле слышно пробормотал раненый.
— Не разговаривайте, берегите силы, — придержал его Бова. — Вам там обязательно помогут. Все будет хорошо. Я уверен.
— Всё. В машину! — распорядился Зотов. — Стрелял? — спросил он охранника.
— Они первые. Пришлось. Иначе бы не отбиться.
— Собирай завтра нужных людей и всех, у кого здесь есть машины, мотоциклы в город. Понял?
— Сделаем. Приметы надежные, на все сто. Свидетелей куча. Не отвертятся.
Зотов повернулся к Ольге.
— Останешься пока здесь. Его надо уложить, в машине места не хватит. Вернется машина, забирай вот этих — его и его, — показал он Вениамина и Ленчика. — Устроишь в комнату для гостей.
— Нас-то на фига? — недовольно проворчал Вениамин.
— Проведем генетическую экспертизу. Всё, поехали!
Довольно твердыми шагами он направился к двери. Охранник и Михаил осторожно понесли отца Дмитрия. Бова катил коляску, в которую у самой двери снова почти упал Зотов. Когда открыли двери, отец Дмитрий попросил:
— Подождите немного…
Все остановились. Отец Дмитрий с трудом перекрестил остающихся. Хотел что-то сказать, не смог. Уезжающие вышли. Немного погодя стало слышно, как отъехала одна, потом вторая машина. Только после этого Ольга в изнеможении опустилась на ступеньку лестницы, ведущей на второй этаж.
— Надо бы дьякона предупредить, что службы не будет, — стал намечать план своих ближайших действий Федор Николаевич. — А то народ заявится, а там ни объявления, ни предупреждения. Он-то в чем виноват? Пока разберутся, кто и что, своим недовольством Богу все уши прожужжат. О своих непорядках забывают, а с других требуют. Особо с тех, кто повыше находится.
— Власть она, конечно, власть, да как бы с неё кубарем не упасть, — с ходу стал развивать заявленную тему Вениамин.
Прошел туда-сюда вдоль стола, на дальнем краю которого покоились остатки так толком и не сложившегося пиршества, и присел рядом с Женщиной, которая по-прежнему сидела на облюбованном месте и, казалось, дремала. Вениамин нарочито кашлянул, привлекая её внимание. Она открыла глаза, но стала смотреть не на сидящего рядом «дядю Веню», а куда-то в сторону.
— Вот когда делать нечего, так он у тебя сидит. А когда необходимость людям помочь — пустота и отсутствие, — каким-то непривычным обиженным тоном заговорил Вениамин.
— Ты это об чём? — удивился Федор Николаевич, приняв упрек Вениамина на свой счет.
— Про Бога про её. Если бы я его хоть раз увидал, я бы ему все высказал.
— Там и сидит, где всегда, — сказала Женщина и показала на дальний угол.
— Правда, что ль, видишь? — стал приглядываться Вениамин.
— Невеселый чего-то… — грустно сказала Женщина.
— С чего ему тут веселиться, — согласился Федор Николаевич.
— Я тоже вижу, — вмешался в этот странный разговор Ленчик. — Мажордом какой-то.
— Ты, значит, видишь, а я, значит, не сподобился? — всерьез обиделся Вениамин.
— Присмотрись хорошенько, может, и повидаетесь, — посоветовала Женщина.
— Куда уж мне… Ты сама у него лучше поинтересуйся, чего делать-то теперь? На боку лежать или на кладбище бежать?
— Сколь разов спрашивала — ничего не говорит. Смотрит только.
— Смотреть и я могу, — не унимался Вениамин. — А вот до настоящего понятия соображения жизни у меня в данный момент тяму не хватает.
— Пальцем грозится, — отбежал подальше от таинственного угла Ленчик.
— Чтобы в чужой разговор не лез и не придумывал, — назидательно сказал Федор Николаевич.
— Ничего я не придумываю, — обиделся Ленчик.
— Больше всего уважает, когда об хорошем о чем думаешь, — продолжала объяснять Женщина.
— Думай не думай — не довезут его. Да ещё по такой дороге. Нет, не довезут, — вытирая снова заслезившиеся глаза, предрек Вениамин. — Добрые и совестливые сейчас долго не живут.
— А когда они долго жили? — согласился Федор Николаевич.
— Тоже верно. Все-таки я бы у него поинтересовался — долго мы ещё так проживать будем?
— Нам с тобой, если исторические мерки иметь в виду, всего-то ничего осталось.
— Про нас я и без тебя знаю, — возразил Вениамин. — Я другим масштабом интересуюсь. Спроси, может, скажет чего? — снова обратился он к Женщине.
— Кто за вас думать должен? — окрепшим от неожиданного упрека голосом спросила Женщина. — Сами живете, сами и решайте, как жить.
— Это он выдал или ты? — удивился, и даже оглянувшись, привстал Вениамин.
— Вроде как он и вроде как я за него, — пожала плечами Женщина и неумело перекрестилась.
В это время Ленчик добрался наконец до давно вожделенного ящичка с портретом Ленина на крышке. Подтянул его к себе, попробовал открыть и, не удержав, уронил на пол. Ящичек от удара раскрылся и все его содержимое — фотографии и какие-то бумаги рассыпались по полу. Подошедший Федор Николаевич легонько стукнул испугавшегося Ленчика по затылку и присел, собирая рассыпавшееся.
— Тот позабыл, который все это затеял, — догадался Вениамин. — Умные люди за такие затеи ряшку бы начистили, а его на машинах развозят да деньги, кажись, неплохие выдают. Вон какой стол накрыл. Не хуже, чем на свадьбу или на поминки. На поминки и получилось.
— Типун тебе на язык, — не на шутку рассердился собиравший бумаги Федор Николаевич. — Человек историческую справедливость хочет восстановить, а ты — «ряшку начистить». Как бы тебе самому не начистили за твою брехню. Гляди, — поднял он собранную кипу фотографий, старых газет и каких-то документов. — Тут, как я понимаю, вся лучшая часть нашей с тобой жизни, а ты ряшку чистить собрался. Поклониться в пояс надо, что сберег,
