Набираю полные легкие воздуха и бросаюсь в пучину. В небо с разбега. Облака под ногами.
Я, блядь, и без того едва тяну. Но, целую, конечно. Умышленно запись включаю. Каждую секунду запомнить хочу. Каждую сотую долю… Как же я тосковал!
– Скучал… – именно это вслух и выдаю. – Скучал…
Кажется, что тверже и больше я никогда не был. Даже в наш самый первый раз. Хотя, верняк, эмоции стирают старую информацию. Не вмещаюсь в ней, но от этой тесноты так охуенно, каждый толчок выбивает искры из глаз.
И Варя течет все сильнее. Вхожу в нее с влажными зычными хлопками. Вдыхаю этот запах. Целую то шею, то плечи, то губы. Несдержанно. Голодно. Моментами жестко. Она дрожит. Она, блядь, вся мелко-мелко, непрерывно подо мной трясется. И стонет так, что колотит уже меня. Резонируем с обеих сторон. И взрываемся. Разбивая воздух сначала криками, потом рваными стонами, а несколько секунд спустя глухой тишиной. Потому что глохнем. Уверен, что оба. Говорят, что есть физиологические процессы, во время которых человеческое сердце прекращает работу. Это семяизвержение на затяжное мгновение останавливает внутри меня все. Физически ощущаю новый запуск и только после этого падаю на Варю, будто срубленное дерево. Медленно вдыхаю и шумно выдыхаю. Машинально трогаю губами ее плечо, шею... Смещаюсь к лицу.
– Тихо, – сиплю без надобности, ведь она и так молчит. – Тихо, родная… – прижимаюсь к губам.
Меньше всего ожидаю подобный вопрос.
– Потому что своей у меня нет. Ни хрена у меня больше нет!
– У тебя есть я, ты, придурок! – все еще голая, все еще задыхается, но кричит. Пробивает с размаху. – У тебя есть я!
– Варя… – натуральным образом реву.
– А ты у меня? – перебивает дрожащим голосом. – Как ты мог оставить меня? Придурок, идиот, козел… – задыхается. Приближаясь, невесомо выдыхаю ей в рот собственный кислород. Забирает. И без паузы продолжает: – Я без отца привыкла. Даже без мамы справлялась… А без тебя не могу, Бойка! Без тебя – сирота. Пон-нимаеш-шь? Ты это понимаешь?
Как тут не понять, когда ее слова резким ударом клинка входят в грудь. Сердце на части раскидывает. Где теперь эти гребаные клоны? Как мне, мать вашу, жить?
Глава 49
Перестать тебя любить – все равно что попытаться развернуть планету и заставить ее крутиться в другую сторону.
© Кирилл Бойко
– Родная… – все, что я способен выдохнуть, когда Варя обнимает и тянет к себе. Подставляюсь, чтобы гладила, как раньше, затылок и шею. Бешеный колотун разбивает тело. Не могу понять – отходняк ловлю или новый приход. Просто дико трясет. – Родная…
– Я люблю тебя, Кирилл… – вырывается у нее уверенно и, определенно, умышленно. Резко вдыхаю перезаряженный воздух. Как комета, по тому самому небу рассекаю – сгорая на ходу. Уже не на кайфе, а из-за всего, что сказала. И продолжает ведь говорить. – Я люблю тебя, Кирилл, – шепчет на повторе. Я тебя люблю, – акцентирует тверже и яростнее, словно всего предыдущего недостаточно, чтобы полностью вспороть мне грудь. – А ты? Скажи, Кир… Я же чувствую, что и ты тоже…
Дрожит, но не прекращает обнимать. Целует везде, куда придется. Прилетает и в шею, и в ухо, и в щеку, и в подбородок… Я сам летаю. Знаю, что падать будет еще больнее, но остановить все это не могу.
Натужно перевожу дыхание и поднимаю голову, чтобы найти ее глаза. Совсем слабо, но вижу. Набираю полные легкие воздуха, чтобы выдать то, что держать попросту не в силах.
– Пытался не любить. Поставить на паузу. Включить заморозку. Тормознуть хоть как-то… Не получается, Центурион. Перестать тебя любить – все равно что попытаться развернуть планету и заставить ее крутиться в другую сторону. Нереально, блядь, что бы меня, на хрен, ни держало, – выдыхаю поверженно. – Ты – центр, Центурион. Вокруг тебя вращаюсь, как с собой ни воюю.
– Зачем же воюешь, Кир? Почему не за нас? Ты просил не плакать, я не плакала! Я держалась. Держусь! Но… – снова целует. Просто прижимается губами к подбородку, а у меня срывает крышу. – Ты должен рассказать мне, что происходит… Из-за чего все? Что ты делаешь? Ты… Ты… Из-за того, что без машины, без квартиры… Думаешь, мне все это нужно? Думаешь? Я с тобой где угодно готова… Мне нужен только ты! Без тачки, без хаты, без шмоток! Ну, это же просто смешно! – а сама срывается едва не на плач. – Кир… Бойка мой…
Снова тяну кубометры кислорода в грудь. Только чтобы придержать все, что расшатало, осторожно поцеловать ее пересохшими губами и тихо сказать:
– Оденься, пока не замерзла. Закончим на передних сиденьях. Я обогрев включу.
Отстраняюсь и, так и оставшись стоять на коленях, выпрямляюсь. Подбираю портки. С трудом заправляю в трусы, а следом и в штаны, вновь вставший ноющий член.
Варя садится. Пару секунд за мной наблюдает.
– Я не хочу обогрев, – выпаливает упрямо. – И на передние сиденья не хочу… Хочу рядом. Близко.
Ближе, блядь, просто некуда.
Затянув ремень, сам ищу ее одежду. Она оказывается разбросанной по всему салону.
– Ой… Блин…
Настораживает этот писк. Сосредотачиваю снова все внимание на Любомировой.
– Что случилось?
– Из меня вытекает… Дай что-нибудь вытереться…
Сжимая зубы, стараюсь не вспоминать, как именно это выглядит. Но память, конечно же, наперекор моим желаниям подкидывает. В воздухе стоит чистый концентрат секса – самая охуенная смесь ее и моего запаха, а я озабоченная, правильно Варя сказала – ебливая скотина. С трудом держусь, чтобы снова на нее не наброситься. Похоть шаровой молнией долбит. Простреливает по самые яйца.
– Возьми, – якобы спокойно выговариваю я.
– Это же мои трусы!
– Другого ничего нет.
– Совсем ничего? Мне что, потом без трусов обратно идти?
– В штанах же! Вон, у тебя еще колготки есть.
– Бойка!
– Извини, я не готовился.
– Все ты готовился! Только этот момент не продумал.
– Может, и так. Прости, говорю, – уже грубее. Почти требую, по привычке. Но и она ведь повышает тон и ехидничает. – Одевайся.
Хоть и темно, на всякий случай, пока она подтирается и копошится, взгляд отвожу. Напоминаю себе про человечность, адекватность и злоебучее время. Давно пора вернуть Варю в общагу. Нас хоть и не выследить, долгое отсутствие выглядит подозрительно.
– Все. Я готова, – произносит пару минут спустя. – Говори.
Обнаружив ее прижатой к спинке сиденья – прямой, как струна, тягостно выдыхаю и устраиваюсь рядом. Расставив ноги, сцепляю в замок руки и опускаю между ними.
