односложно, пряча глаза: его мучал стыд и перед Яричем, и перед Дюжаной за свои ночные фантазии. Гости же принимали такое зажатое поведение Костуша, как последствия психологической травмы, из-за двух подряд покушений.
Удивительным образом, хотя он сам и свёл их вместе, Костуш, с одной стороны, ревновал Дюжану к Яричу: пускай и под действием возбуждающего зелья, но она явно хотела тогда Костуша, как мужчину, расшевелив в нём, даже оглушённого «гвардейскими» таблетками какое-то ответное желание.
С другой стороны, он ревновал Ярича к Дюжане. Одинокий и достаточно циничный Ярич, с Костушем вёл себя уже не как наставник, а просто как друг, как старший товарищ. А сейчас Дюжана, забирая всё внимание Ярича на себя, могла помешать их дружбе.
В тот выходной день, после ухода Дюжаны с Яричем, его больше никто не побеспокоил. Оказывается, его хотел вызвать в школу мэтр Гарвил, но мастер Ярич предупредил, что Костуш, похоже, переживает «откат» и не стоит его тревожить.
Сам же Костуш, чтобы отвлечься, надумал воспользоваться выходным для наведения порядка в доме и пополнения запасов. На улицу ему выходить совсем не хотелось, когда же, преодолев опасения, открыл калитку, к нему сразу подошли два человека в плащах военного кроя, и, представившись сотрудниками службы безопасности, сообщили что им поручено сегодня везде его сопровождать.
Сопроводили в трактир, где вместе с Костушем пообедали и даже помогли донести до дома закупленные продукты.
Больше из дома он не выходил, попробовал связаться с Костей — получилось удачно и до вечера Костуш обкатывал в голове информацию и впечатления, полученные от дубля.
На следующее утро, Костуш, как обычно, отправился в училище целителей. Сопровождала его уже другая пара сотрудников службы безопасности, которые вначале тоже представились.
До некоторых ребят, учившихся вместе с ним, уже дошли слухи об очередном покушении. На их вопросы Костуш отвечал коротко: дескать следователи разбираются, стараясь не вдаваться в подробности.
Со второго занятия его вызвали из аудитории. Вместе с теми же, утренними сопровождающими, спустились по лестнице и сели в крытую коляску. Подъехав к зданию службы безопасности княжества, завернули во двор.
Проходя через двор ко входу, Костуш заметил экипаж мэтра Гарвила.
— Будут через наставника вести допрос, — догадался Костуш. — Но почему? Чего такого я мог скрыть о нападении, чтобы потребовался допрос с наставником. Разве только — снял амулеты и отдал Рубису? — перебирал в голове варианты.
В комнате, куда его провели, помимо мэтра Гарвила и уже знакомого следователя от службы безопасности, находилось ещё два неизвестных Костушу человека. Один из них, с обрюзгшим лицом бульдога и презрительным взглядом из-под приспущенных век, сидел рядом со следователем. Другой, сухенький и незаметный, скромно примостившись на краю стола, перебирал писчие принадлежности.
Костуш почтительно поклонился всем присутствующим. На приветствие никто не ответил, даже мэтр Гарвил, — казалось, его появление не заметили, поэтому Костуш в ожидании застыл в нескольких шагах от двери.
Тем временем в комнату вошёл ещё один мужчина, сопровождаемый запахом свежевыпитого спиртного. Он кивком поздоровался со всеми, и, усевшись рядом с мэтром Гарвилом, тихо что-то с ним обсудил, затем вошедший пересел к мужчине с лицом бульдога. С этим обменялся несколькими репликами, похоже, результатом разговора остался недоволен и снова перебрался на стул рядом с мэтром Гарвилом.
Следователь вышел из-за стола, поставил рядом с Костушем стул, предложив жестом сесть.
— Все собрались, пора начинать, — произнёс следователь, и смотря на сухенького мужчину в углу стола, добавил: «Секретарь, зачитайте».
Сухенький поднялся, и, глубоким, сильным голосом, неожиданным для его субтильной фигуры, стал зачитывать решение о проведении допроса Костуша, при содействии его наставника мэтра Гарпила, «под печать ученика».
Дальше он перечислил должности и звания участников, свидетелей допроса.
Как оказалось, вошедший последним мужчина — представитель наблюдательного совета целителей Либоргского княжества, а обладатель бульдожьей физиономии — городской судья Вилихаузер.
Услышав имя судьи, Костуш сразу вспомнил слова своего адвоката, что именно этот судья признал Костуша заслуживающим наказания по абсурдному обвинению в сговоре с наёмниками и приговорил к десяти ударам кнута на городской площади.
Адвокат ещё тогда сказал, что судья Вилихаузер — человек барона Береса.
— Значит вскрылось — убийцы наняты бароном Бересом, а их человек — судья Вилихаузер, должен на этом допросе защищать интересы барона, — решил Костуш.
Тем временем допрос начался, и следователь задал первый вопрос:
— Ты, Костуш, ученик мэтра Гарвила, обладаешь ли уменьем наводить с расстояния порчу на людей?
Костуш вопрос услышал, но не имел права на него отвечать, пока тот не будет продублирован вслух наставником. Да, вообще-то Костуш и не знал, как ему отвечать, озадаченный словом «порча».
Его затруднения разрешил мэтр Гарвил, отказавшийся повторять вопрос именно по этой же причине: неопределённость понятия — «наведение порчи». Его поддержал коллега из Совета целителей.
— Передо мной лежит список вопросов, на которые я должен получить ответы. Сами понимаете, — список составлял не я, но чёткие ответы будут требовать именно с меня, — заявил следователь.
— Я догадываюсь, кто вам выдал вопросы, — вмешался судья Вилихаузер, — но думаю не будет большим отклонением, если в вашем вопросе заменить «наводить порчу» на «наносить вред здоровью».
— Тогда вопрос вообще теряет смысл, — заявил представитель Совета целителей. — Все сидящие здесь, и я в том числе, знаем, — позавчера, применив дар, он с расстояния переломал бедренную кость наёмному убийце. Или хотите сказать: перелом прибавляет здоровья, а не наносит вред?
На некоторое время разгорелся спор, как можно изменить формулировку, но однозначного варианта придумать не смогли.
— Давайте перейдём ко второму вопросу, а то проспорим так до вечера, — предложил представитель Совета целителей.
— А что же мне тогда записать по первому вопросу? — спросил секретарь
— Напишите, что свидетели допроса посчитали невозможным однозначно ответить на первый вопрос по причине употребления в нём словесного сочетания — «навести порчу», — выдал формулировку представитель Совета целителей, после чего легонько икнул, резко усилив насыщенность витающего вокруг него алкогольного амбре.
— А как же тогда быть, если следующий звучит так: «Пытался ли ты навести порчу на дочь барона Береса — Лидосу?», — озвучил второй вопрос следователь.
— Чего, чего? — с изумлением переспросил Костуш.
— Молчать! Надо же, спрашивать начал! Сегодня твоё дело отвечать! — резко обрезал его судья Вилихаузер, и дальше, уже спокойно, продолжил:
— Думаю в этом случае, легко можно заменить «навести порчу» на «нанести вред здоровью».
— Я согласен, — заметил Костуш, не обращая внимание на требование от судьи: «Молчать!». — Можете даже в вопросе объединить и «порчу», и «вред здоровью» — сразу всё вместе.
— Я же тебе сказал не раскрывать рот пока мы не потребуем! — возмутился судья.
— Господин Вилихаузер, вы
